Спецназовец. Взгляд снайпера

Басалыгин сказал, что его дом стоит четвертым с краю, но Юрий нашел бы его и без этого ценного указания: участки справа и слева от полковничьей дачи были возделаны и заботливо ухожены, там ровными рядами тянулись чистые, без единой посторонней травинки, грядки и белели свежей известкой стволы плодовых деревьев. Участок Басалыгина, в отличие от них, сплошь зарос лесной травой, упорно пробивавшейся сквозь желтовато-серый частокол ломких прошлогодних стеблей. Среди этого растительного великолепия Юрий без труда разглядел пучки нежно-салатовых листьев очень характерной формы. Это были одуванчики, и Якушев подумал, что, если Басалыгин когда-нибудь решит возобновить карьеру дачника, ему придется выслушать от соседей немало ласковых слов по поводу массированных парашютных десантов, каждое лето высаживающихся на их огороды с целью захвата новых территорий. В траве было полно бурых прошлогодних листьев, осыпавшихся с корявых, сто лет не подвергавшихся обрезке, замшелых плодовых деревьев. Под сливами земля щетинилась густым частоколом молодых побегов, росшие на склоне кусты сотнями копий пронзили проволочную ограду, частично ее повалив, а протиснувшиеся под ней корни дали всходы, которые уже успели окрепнуть, разрастись и оттяпать у гражданина полковника приличный кусок земли.

Не без труда отыскав утонувшую в зарослях калитку, Юрий просунул руку между ее ржавыми железными прутьями, отодвинул приржавевшую щеколду и, пригибаясь, как под обстрелом, проник во двор. Дом возвышался перед ним, слепо тараща запыленные бельма темных окон – двух на первом этаже и еще одного наверху, в мансарде. Он стоял на склоне, и бетонный фундамент с этой стороны почти достигал человеческого роста. Серый бугристый бетон наводил на мысль о наспех построенном укреплении, а вентиляционные отдушины смахивали на амбразуры, готовые ощетиниться пулеметными стволами.

Никаких пулеметов там, внутри, конечно, не было и не могло быть, но вот возможность засады не исключалась. Юрий броском пересек открытое место и прижался лопатками к прохладному шершавому бетону, радуясь тому, что с трех сторон участок Басалыгина обнесен не проволочной сеткой, а настоящим деревянным забором – почерневшим от старости, покосившимся, но по-прежнему высоким и непроницаемым для нескромных взглядов соседей.

Обогнув дом, он поднялся на крыльцо, побренчал связкой ключей и отпер входную дверь. Дом как снаружи, так и внутри выглядел одновременно обжитым и каким-то недостроенным, словно его обитатели, торопясь поскорее заселиться в свою загородную резиденцию, а еще из экономии, оставили устранение мелких недоделок и окончательное доведение жилища до ума на потом. Но нет ничего более постоянного, чем временное; многочисленные недоделки сделались привычными, перестали бросаться в глаза, и на них все реже обращали внимание. А потом женщина, которая как могла обеспечивала здесь уют и домашнее тепло, умерла, дом стал ненужным, опустел и начал потихонечку, пока еще незаметно для глаза, разрушаться, как это неизменно происходит с любым брошенным жильем.

Осмотрев обе имевшиеся в наличии комнаты, не обнаружив ничего интересного и оставив в укромных местечках кое-что из содержимого своей сумки, Юрий поднялся наверх. В мансарде тоже не обнаружилось ни сидящих в засаде омоновцев, ни каких-либо посторонних, не имеющих отношения к отдыху на лоне подмосковной природы предметов. Собственно, Юрий и не ожидал увидеть здесь стоящие на виду стеклянные емкости с заспиртованными головами жертв Зулуса: это была бы чересчур топорная работа, а Басалыгин вовсе не выглядел недоумком.

На всякий случай оставив кое-что из своих покупок и здесь, Юрий сунулся в низкую, неправильной формы дверцу на лестничной площадке, что вела, судя по ее расположению, в пространство между стеной жилого помещения мансарды и скатом крыши, которое покойная бабка Юрия называла «застрешком». Внутри было темно, и ему пришлось включить фонарик.

Бледный круг света скользнул по неровному слою гранулированного керамзитового утеплителя, посеребрил паутину, которой трудолюбивые обитатели чердака густо заткали пространство между стропилами. Вообще, паутины было меньше, чем могло бы быть; часть ее была разорвана и свисала пыльными клочьями, как будто не так давно в ней запутался кто-то оказавшийся паукам не по зубам. Поводив фонариком из стороны в сторону, Юрий без труда обнаружил засунутый за стропило длинный сверток из перехваченного в трех местах обрезками бельевой веревки старого брезента. Так пожилые рыбаки, которым жалко тратиться на специальные чехлы, иногда хранят свои снасти. Правда, упаковывают их не так старательно и засовывают не так далеко, но, в конце-то концов, у каждого свои причуды…