Спецназовец. Взгляд снайпера

А что, подумал он, почему бы и нет? Работа у господина полковника тяжелая, нервная, общаться приходится с одними подонками – искать подонков, ловить подонков, командовать подонками и в бессильной ярости наблюдать за тем, как другие подонки безнаказанными отпускают на волю тех, кого ты ценой неимоверных усилий нашел, поймал и посадил. А тут еще контузия и вызванные ею отключения сознания, во время которых ты сам не ведаешь, что творишь. И вот в городе, где ты живешь и работаешь, покой которого, по идее, должен охранять, появляется кто-то, кто делает то, о чем ты давно мечтал: отстреливает тех, кто этого заслуживает, и в качестве грозного предупреждения всем остальным отрезает мертвецам головы, оставляя после себя изуродованные трупы. Эти отрезанные головы – и фирменный знак, и симптом серьезного психического расстройства. Неизвестно, есть ли оно на самом деле, это расстройство, но, если маньяка возьмут, ему будет несложно прикинуться психом: доказательство болезни налицо, это ясно безо всякой экспертизы.

Неважно, сочувствуешь ты таинственному мстителю или, наоборот, искренне его осуждаешь. Твои эмоции не имеют значения, ты просто обязан его найти и обезвредить – так велит закон и твой служебный долг. И ты начинаешь искать, и ищешь добросовестно и профессионально, а потом в один далеко не прекрасный день убеждаешься, что все ниточки, которые тебе удалось обнаружить, ведут к тебе самому. Это страшное открытие тебя, конечно, потрясает, но ты ничего не можешь предпринять, чтобы исправить положение, потому что еще не дозрел до того, чтобы выкинуть себя самого на помойку, как безнадежно испорченный компьютер.

Остановиться, перестать убивать не в твоих силах, и прекратить поиски убийцы ты тоже не можешь. И ты продолжаешь жить двойной жизнью – ночью убивать, днем имитировать бурную оперативно-разыскную деятельность, – все сильнее запутываясь, все глубже увязая в этом кровавом болоте. У тебя есть подчиненные, с которыми ты на ножах и которые при этом тоже не дураки. Они работают в уголовном розыске не первый год и пришли туда не из школы-интерната для умственно отсталых; со временем они тебя, несомненно, вычислят. Возможно, они уже начинают о чем-то догадываться, что-то подозревать, и ты, оставаясь рабом обстоятельств, мучительно ищешь выход из этого глухого тупика.

Подставить вместо себя другого человека, перевести на него подозрение, подбросить улики, посадить, а может быть, и убить при попытке к бегству – не окончательное решение проблемы, не отмена приговора, а всего лишь отсрочка. Но она может оказаться спасительной: а вдруг обстоятельства переменятся, вдруг найдется выход?

И вовсе не надо все так усложнять, подумал Юрий, сливая остаток водки в стакан и убирая бутылку в шкафчик под мойкой. Зачем это все – провалы в памяти, раздвоение личности? Он может действовать сознательно, обдуманно и хладнокровно и совершенно искренне полагать, что делает благое, нужное людям дело, вершит правосудие – в общем, творит добро. Как сказано в одной умной книге: «Ты должен сделать добро из зла, потому что его больше не из чего сделать»…

Он выпил водку залпом, как лекарство, и закурил новую сигарету. Через открытую форточку были слышны ночные звуки – шум изредка проезжающих по улице автомобилей, гудение электромоторов и металлическое лязганье, доносящиеся с расположенного поблизости ремонтного заводика. Для Юрия всегда было загадкой, что там ремонтируют, да еще, как сейчас, в ночное время, и он так до сих пор и не собрался разгадать эту загадку. А может, и хорошо, что не собрался. Вдруг заводишко оборонный, шибко секретный? Начнешь совать туда свой любопытный нос, так мало того, что маньяком выставляют, пришьют еще и шпионаж.

Подозревать полковника Басалыгина в том, в чем Юрий его подозревал, было неприятно. Они вместе воевали, пускай и недолго. Якушев спас ему жизнь, и, по идее, будь Павел Макарович хоть трижды маньяком, ему следовало бы поискать для себя другого козла отпущения. Вот только реалии современной мирной жизни на поверку отстояли очень далеко от того, какими, по представлению Юрия Якушева, им следовало быть. За тот недолгий срок, что он провел на гражданке, ему уже как минимум дважды довелось столкнуться с предательством со стороны людей, которые на войне были ему роднее братьев и которым он со спокойной душой доверял прикрывать свой тыл. На войне все было иначе, там были другие ценности, а здесь, на гражданке, всем заправляли деньги и власть. Это напоминало о себе постоянно, буквально на каждом шагу, и иногда Юрию начинало казаться, что герб России, двуглавый орел, что бы он ни означал раньше, теперь олицетворяет собой именно это сочетание: деньги и власть. И чем больше стоит на кону, тем легче человек жертвует окружающими, независимо от того, насколько близки и дороги они ему были в прошлом.