Конечно, он устал. Конечно, он был расстроен. Однако Дон был вынужден согласиться с тем, что каким бы уставшим и расстроенным ты ни был, нельзя, придя домой, расстреливать собственную мать из дробовика. Это уже чересчур.
Дон сидел, пил пиво и плакал. Ему не хотелось ни кончать с собой, ни садиться в тюрьму.
Сидя на материнском диване и успокоившись пивом, он пришел к выводу, что в нынешних обстоятельствах, спрятать тело и прибраться не составит труда. Власти и без того будут слишком заняты. Спасибо «авроре», устроить такую вещь, как поджог, не представляло никакой проблемы. Вряд ли кто-то станет заниматься криминалистическим анализом места происшествия. К тому же, всей этой возней с микроскопами, обычно, занимаются бабы. По крайней мере, в телевизоре.
Он взял с камина пачку газет и поджег их. Когда бумага занялась пламенем, он взял жидкость для розжига и залил ею пол и мебель, всё, что хорошо горело.
Уже отъезжая от горящего дома, Дон вспомнил, что нужно сделать кое-что ещё. Это было гораздо сложнее, чем поджог, но не менее важно: ради самого себя, ему нужно перестать быть слабым.
Если признать, что отношения Дона с женщинами складывались, временами, тяжело, значит, нужно было признать, что его отношения с матерью стали причиной того, что он свернул на кривую дорожку. Даже Норкросс бы, наверное, с этим согласился. Она одна вырастила его и он всегда думал, что она делала для него самое лучшее. Но, в итоге, она лишь подготовила его к общению с такими дамочками, как Джанет Сорли, Ангелочек Фитцрой и Дженис Коутс. Мать Дона научила его готовить сырные сэндвичи и печь клубничный пирог в форме тарелки НЛО. Она поила его имбирным элем и заботилась, когда он болел. Когда ему было 10 лет, она сделала ему из картона костюм черного рыцаря и ему завидовал весь класс, нет, вся школа!
Всё это было мило, но, наверное, его мать была слишком заботлива. Не его ли собственный соглашательский характер привел к этому? К примеру, когда Сорли охомутала его. Он, ведь, понимал, что это неправильно, но, всё равно, поддался её чарам. Он был слаб. Когда дело касалось женщин, все мужчины становились слабы. А некоторые были… были…
Слишком великодушны!
Да!
Великодушие являлось бомбой с часовым механизмом, которую подложила ему мать и которая рванула прямо перед её лицом. В этом была своеобразная справедливость (жестокая справедливость, без сомнений) и хоть Дон признавал это, согласиться с этим фактом он не мог. Смерть — слишком жестокое наказание за великодушие. Настоящие преступники похожи на Дженис Коутс. Для неё смерть не станет слишком жестокой карой. Вместо таблеток, нужно было её просто придушить. Или перерезать ей горло и смотреть, как она будет истекать кровью.
— Я люблю тебя, мама, — сказал он в тишине кабины пикапа. Как будто, он проверял, как отзовутся в нём эти слова. Дон повторил их ещё пару раз. Затем, добавил: — Я прощаю тебя, мама.
Дон Питерс, внезапно, осознал, что ему не хотелось говорить с самим собой. Как будто… он был неправ.
«Ты уверен, что это так, Донни? — спрашивала мать, когда он был маленький, и когда она думала, что он обманывает. — Разве это по-божески, если ты возьмешь из чашки одну печеньку?».
— Да, — ответил он. — По-божески. — Но это было не так. Он предполагал, что и она об этом знала, но позволяла событиям идти своим чередом. Как там было в Библии? Посеешь ветер, пожнешь бурю.
Из-за того, что парковка перед «Скрипучим колесом» была забита, Дон припарковался дальше по улице.
По пути к бару, он встретил нескольких мужчин, стоявших на улице с пивными кружками в руках и обсуждавших пожар в холмах.
— О, вон ещё, — махнул рукой один. — Уже прямо в городе.
«Видимо, он про мамин дом» — подумал Дон. Может, сгорит весь район, и бог знает, сколько спящих женщин. Некоторые из них — хорошие, но большинство — либо шлюхи, либо фригидны. Женщины всегда либо слишком горячи, либо слишком холодны.
В баре он заказал стопку виски и кружку пива, и сел на краю длинной стойки, рядом с полицейским Терри Кумбсом и каким-то чёрным парнем, которого несколько раз видел в «Колесе», но имени его не помнил. В какой-то момент, Дон задумался, знал ли Терри о том, что происходило в тюрьме, о необоснованных обвинениях, увольнении и прочем. Но даже, если Кумбс что-то и знал, он был не в состоянии, или не в не настроении говорить об этом — полицейский клевал носом над почти пустой кружкой пива.
— Не против, если я присяду, парни? — Дон был вынужден кричать, чтобы быть услышанным среди царящего в баре гама.
Те кивнули.
В бар вмешалось, около сотни человек и сейчас, в три часа ночи, он был битком. Было несколько женщин, но большинство — мужчины. В нынешних обстоятельствах, вероятно, все женщины предпочитали накачиваться стимуляторами. Он даже заметил в толпе несколько подростков, таращившихся на происходящее ошеломленными покрасневшими лицами. Дону их стало жаль, но маменькины сынки сегодня повзрослеют очень быстро.
— Ну и денёк, — сказал Дон. В мужской компании он чувствовал себя гораздо комфортнее.