— Ну, её переодели в тюремную робу и она легла спать. Мне захотелось посмотреть, как её лицо покроется паутиной — я много об этом читал, но сам ещё не видел. Только, оно не покрылось, — Дон схватил Фрэнка за рукав. — Ты понял? Никакой паутины не было. Ни единой ниточки. А потом она уснула. А когда проснулась, то широкими глазами уставилась прямо в камеру. Будто, смотрела прямо на меня. Мне кажется, она и смотрела прямо на меня. Понимаю, звучит глупо, но…
— Может, она не спала, а, просто, прикидывалась?
— Лежала, расслабленная и в такой позе? Ну, уж, нет. Поверь мне.
— Почему её привезли в тюрьму? Почему не оставили в городе?
— Потому что она бешеная сука, вот почему. Голыми руками завалила двоих варщиков мета!
— Почему ты сам не на службе?
— Потому что эти мудоёбы меня подставили! — выплюнул Дон. — Подставили и выкинули, нахуй, на мороз! Директор Коутс и её дружок, мозгоправ, шерифов муженек. Он и работу в тюрьме получил, когда женился на ней. Явно, какие-то политические делишки, потому что у этого козла вместо головы жопа!
Дон принялся рассказывать слезливую историю несправедливого обвинения, но Фрэнку не было никакого дела до того, в чём там директор Коутс и доктор Норкросс обвиняли Питерса. Разум Фрэнка стал подобен лягушке, скачущей по нагретым камням, от одной идеи к следующей.
Женщина с иммунитетом? Прямо тут, в Дулинге? Звучало нелепо, но её существование подтверждали уже двое. Если существовал пациент-ноль, то почему бы ему не быть здесь? И откуда знать, может, в стране и мире есть и другие невосприимчивые к «авроре»? И, если это правда, эта Эви Блэк может обладать лекарством. Врач (может, даже, его новый приятель Гарт Фликингер, если ему удастся прийти в чувство и протрезветь) сможет найти в её крови нечто такое, из чего можно сделать…
Вакцину!
Лекарство!
— …подбросили улики! Как будто мне интересно общаться с убийцей собственного мужа, которая…
— Помолчи минуту.
На удивление, Дон замолчал. Он смотрел на Фрэнка пьяными блестящими глазами.
— Сколько сейчас в тюрьме охраны?
— Их называют офицерами. Я не знаю, сколько. Немного, учитывая происходящее. Зависит от того, кто пришел и кто ушел, — он поморщился, пытаясь сосчитать — не самое приятное зрелище. — Может, семеро. Восемь, если считать Хикса и девять, если считать доктора Мозгоёба. Но эти двое и яйца выеденного не стоят.
— А директор?
Дон отвел взгляд.
— Уверен, она уснула.
— Ясно, а сколько офицеров — женщины?
— Когда я ушел, остались Ванесса Лэмпли и Милли Олсон. А, есть ещё Бланш Макинтайр, это секретарша Коутс, но она древняя старуха.
— Немного остается, учитывая даже Хикса и доктора. Знаешь, что? Шериф, ведь, тоже женщина и я очень сильно удивлюсь, если она продержится ещё, хотя бы, три часа. И сомневаюсь, что ещё через три часа она проснется, — если бы Фрэнк был трезв, он, вряд ли, стал бы делиться с кем-либо этими мыслями. И, уж тем более, он не стал бы делиться ими с таким жалким прощелыгой, как Дон Питерс.
Дон, задумавшись, облизнул губы. Ещё одно, не шибко приятное зрелище.
— О чём задумался?
— Дулингу, скоро понадобится новый шериф. А у шерифа есть право забирать заключенных из тюрьмы. Особенно того, кого ещё ни в чём не обвиняли и, тем более, не осуждали.
— Считаешь, сможешь получить эту должность?
И, словно в подтверждение этого вопроса, вдали послышались одиночные выстрелы. А ещё в нос ударил едкий запах дыма. Кто-нибудь мог предположить, нечто подобное?
— Уверен, Терри Кумбс — первый по старшинству, — заметил Фрэнк. Первый по старшинству, правда, ушёл в глубокий штопор, но говорить этого вслух Фрэнк не стал. Он устал и пьян, но за словами лучше следить. — Ему, всё равно, понадобится помощь. Так, что я, наверное, подам заявку на должность помощника.
— Хорошая мысль, — сказал Дон. — Подай и за меня, тоже. Нужно поговорить с ним о том, как вытащить из тюрьмы ту женщину, как считаешь?
— Ага, — согласился Фрэнк. В другой ситуации, он не доверил бы Дону, даже, чистить собачьи клетки, но его знание внутреннего устройства тюрьмы может быть полезным. — Только, сначала, нужно выспаться и протрезветь.
Вскоре, после первых сообщений об «авроре», резко возросло количество самоубийств среди мужчин. Мужчины кончали с собой шумно — прыгали с крыш, стрелялись. Другие уходили тихо — ели таблетки, запирались в гаражах с заведенными машинами. Бывший школьный учитель по имени Элиот Эйнсли из Сиднея позвонил на радио и долго рассказывал о своих чувствах, прежде чем перерезать себе вены и лечь рядом с уснувшей женой. «Не могу представить мир, в котором не будет женщин, — сказал диджею бывший учитель. — Видимо, это какой-то тест на доверие. Продолжим мы их любить или бросим. Понимаешь?». Диджей сказал, что не понимает, сказал, что Элиот, по его мнению «умом тронулся» — но многие мужчины его поняли. Эту волну самоубийств называли по-разному, но самое точное определение придумали в Японии. Мужчин, которые надеялись присоединиться к женам и дочерям, куда бы те ни отправились, назвали Спящими Мужьями.
Пустые надежды. На ту сторону Древа мужчинам вход воспрещен.