Произнесла она это легко, но Лила разглядела в её взгляде нечто похожее на стыд, стыд за то, что она счастлива тому, что может делать что-то сама. Лила надеялась, что Рита, со временем, справится со своими переживаниями. Многие здесь были вынуждены измениться, и многих из них терзал стыд, будто они уклонялись от возложенных на них обязательств. Некоторые, вроде Магды и Риты нашли себя в этих новых условиях и буквально расцвели. Шло время и на встречах всё чаще обсуждали не то, по чему они скучают, а то, по чему они не скучают вовсе.
Растительность меняла свой цвет, как и там, в старом мире, но Лиле этот цвет казался более ярким.
Как-то раз, в конце октября она работала в саду миссис Рэнсом, собирая тыквы. Рядом в тени сидела старуха Эсси и наблюдала за ней. Рядом с ней стояла ржавая тележка, в которую она навалила всякий хлам, будто, пытаясь восстановить какие-то детали прошлой жизни в старом мире: радио, мобильный телефон, ворох одежды, собачий ошейник, календарь за 2007 год, бутылка без этикетки, кажется, из-под кленового сиропа и три куклы. Ей нравилось ходить за Лилой, когда та катила перед собой тачку с различным садовым инструментом.
Поначалу, старуха держалась молча, постоянно сторонилась проходящих мимо людей, но, со временем расслабилась, по крайней мере, в присутствии Лилы. Иногда она даже заговаривала с ней, хотя Лила была вынуждена признать, собеседник из неё так себе.
— Становится лучше, — сказала однажды Эсси. — У меня есть собственный дом, — она взглянула на кукол у себя на руках. — Девочкам нравится. Их зовут Джингл, Пингл и Рингл.
Однажды Лила спросила, какая у неё фамилия.
— Когда-то была Уилкокс, — ответила Эсси. — Но сейчас Истабрук. Я взяла обратно девичью фамилию, как та женщина, Элейн. Здесь лучше, чем там и не только из-за того, что у меня снова девичья фамилия и новый дом. Здесь пахнет приятнее.
Сегодня Эсси, кажется, немного замкнулась в себе. Когда Лила попыталась завязать с ней разговор, она тряхнула головой, дернулась и принялась рыться в своей тележке. Она вынула из груды хлама старое переносное радио и принялась вертеть его в руках. Лиле так было даже лучше, пусть ковыряется в радио, если это поможет ей собрать воедино мысли.
Когда время подходило к обеду, к ним на велосипеде подъехала Дженис Коутс.
— Шериф, — позвала она. — На пару слов.
— Я больше не шериф, Дженис, — отозвалась Лила. — Ты, что не читала «Дулингские события»? Я просто местная.
Коутс, кажется, смутилась.
— Ладно, но тебе нужно знать, что начали исчезать люди. Уже трое на данный момент. Слишком много, чтобы считать это случайностью. Нужно, чтобы кто-то разобрался с этим.
Лила осмотрела тыкву, которую только что сорвала с грядки. Её верхушка была ярко-оранжевой, однако снизу она почернела и подгнила. Лила со стуком уронила тыкву на землю.
— Поговори об этом с комитетом по восстановлению или расскажи на встрече. Я в отставке.
— Ладно тебе, Лила, — Коутс склонилась над рулем, свесив костлявые руки. — Хорош херню пороть. Ты не в отставке, ты в депрессии.
«Чувства, — подумала Лила. — Мужчины очень не любят о них говорить, а женщины — наоборот». Скукота. Эта мысль её удивила. Видимо, ей придется пересмотреть своё отношение к стоицизму Клинта.
— Не могу, Дженис, — сказала она. — Прости.
— У меня тоже депрессия, — сказала Дженис. — Я, наверное, никогда больше не увижу дочь. Я просыпаюсь и засыпаю с мыслями о ней. Каждый день, блин. Скучаю по разговорам с братьями. Но я не позволю этим мыслям…
Позади них раздался сухой стук и тихий вскрик. Лила обернулась. Радио лежало рядом с Джингл, Пингл и Рингл. Куклы уставились безжизненными глазами в безоблачное небо. Эсси исчезла. Лишь одинокий мотылек порхал в воздухе. Какое-то время он бесцельно летал туда-сюда, затем взмыл в небо, оставив после себя запах пожара.
Глава 3
— Ёб твою мать! — выкрикнул Эрик. Он сидел на земле и смотрел вперед. — Не, ну ты видал?!
— И всё ещё вижу, — отозвался Дон, наблюдая, как стая мотыльков вспорхнула в небо и полетела в сторону школы и теннисного корта. — И чувствую.
Так как идея была Эрика, ему он и отдал зажигалку. Ну и, конечно, в случае чего, он мог всё свалить на него, если их обнаружат. Эрик взял зажигалку, поджег кусок тряпки и поднес её к кокону. Кокон затрещал, будто в нем была коробка с порохом, а не старая бездомная женщина. Потянуло зловонной серой. Будто сам Господь пустил газы. Эсси села, был виден лишь её общий силуэт, и повернулась к ним. В какой-то момент её черты стали черно-серебристыми, как пленочный негатив и Дон заметил, как её губы искривились в усмешке. Через мгновение она исчезла.
На высоту полтора метра поднялся шар огня и начал вращаться. Затем шар лопнул и из него выпорхнули сотни мотыльков. Не осталось ни кокона, ни тела старухи, а трава там, где она лежала, оказалась нетронутой огнем.
Это совсем не обычный огонь, решил Дон. Если бы был обычный, их бы всех тут поджарило.
Эрик поднялся на ноги. Его лицо побелело, в глазах стоял испуг.
— Что это было? Что сейчас произошло?
— Да хуй бы его знал, — ответил Дон.