Спин

– Не верьте всему, что болтают, – пожал он плечами.

К полудню многие пассажиры поднялись на палубу. Помимо крестьян-минангкабау, на борту находились ачехцы, тайцы и малайцы – всего человек сто эмигрантов, включая нас с Дианой. Слишком много в пересчете на свободные каюты, но в трюме имелось три алюминиевых контейнера с продуманной системой вентиляции, переоборудованных под общие спальни.

Короче говоря, все это вовсе не походило на нелегальный бизнес из прошлого, на полную лишений и смертельно опасную перевозку беженцев в Европу или Северную Америку. Почти все люди, ежедневно проплывавшие под Дугой, попросту не попали в мизерные программы переселения, санкционированные Организацией Объединенных Наций, зато у пассажиров зачастую имелись свободные деньги. Команда (многие из моряков провели в Порт-Магеллане несколько месяцев и были прекрасно осведомлены обо всех его прелестях и подвохах) относилась к нам с уважением.

Один матрос устроил на главной палубе некое подобие футбольного поля, отгородив его сеткой, и теперь несколько детей играли там в мяч. Мяч то и дело вылетал за сетку и падал Джале на колени, отчего тот сильно сердился. Сегодня он, похоже, встал не с той ноги.

Я спросил, когда корабль перейдет на ту сторону Дуги.

– По словам капитана, через двенадцать часов, плюс-минус. Если не изменится скорость.

– Последний день на Земле, – сказал я.

– Не шутите так.

– Я не шучу. Он в буквальном смысле последний.

– И давайте-ка потише. Моряки – народ суеверный.

– Чем займетесь в Порт-Магеллане?

– Чем займусь? – Джала вскинул брови. – Перетрахаю всех красоток. И, пожалуй, парочку страхолюдин. Чем мне еще заниматься?

Футбольный мяч снова вылетел за сетку. На сей раз Джала подхватил его обеими руками и прижал к животу.

– Проклятье, я же вас предупреждал! – крикнул он. – Вот и доигрались!

Детишки (человек двенадцать) тут же налетели на сетку и недовольно загомонили, но лишь один из них – не кто иной, как Ен, – отважился выйти за пределы поля и вступить в открытую конфронтацию с Джалой. Ен весь вспотел, а грудь его ходила ходуном, словно кузнечные мехи.

– Отдайте, пожалуйста, мячик, – сказал он.

– Мячик, говоришь?

Джала, надменный и разгневанный (хотя я не видел никаких оснований для гнева) встал, крепко прижимая мяч к груди.

– Мячик тебе нужен? На, бери!

Он пнул мяч, и тот взмыл вверх, перелетел через палубное ограждение и плюхнулся в сине-зеленые воды огромного Индийского океана.

Ен посмотрел на Джалу – сперва озадаченно, затем сердито. Негромко сказал что-то язвительное по-минангски. Джала побагровел и отвесил мальчишке оплеуху – такую, что тяжелые очки Ена слетели с лица и звякнули о палубу.

– Извинись, – потребовал Джала.

Ен зажмурился, упал на колено, несколько раз то ли вздохнул, то ли всхлипнул. Наконец встал. Прошагал по палубному настилу, поднял очки, водрузил их на нос, вернулся, с достоинством расправив плечи (с удивительным достоинством, подумал я), встал перед Джалой и сказал еле слышно:

– Нет. Это вы извинитесь.

Джала охнул и выругался. Ен съежился. Джала замахнулся снова.

На середине замаха я перехватил его запястье.

– Это еще что? – Джала изумленно взглянул на меня. – Отпустите!

Он попробовал вырвать руку. Я не отпускал.

– Больше его не бей, – сказал я.

– Буду делать, что хочу!

– Я не против, – сказал я, – но больше его не бей.

– Ты! После всего, что я для тебя сделал!..

Он снова взглянул на меня.

Не знаю, что он прочел у меня на лице. (Не знаю даже, что именно я чувствовал в тот момент.) Так или иначе, мой вид его смутил. Стиснутый кулак разжался, и Джала сник.

– Америкос шизанутый, – буркнул он. – Все, я пошел в столовую.

Джала обвел взглядом собравшихся на крики и бросил детишкам с матросами:

– Где мне обеспечат покой и уважение!

Затем величественно удалился. Ен все еще глазел на меня, разинув рот.

– Мне жаль, что так вышло, – сказал я. – Но мячик вернуть не могу.

Ен кивнул.

– Ничего, – еле слышно сказал он и потрогал щеку там, где остался след от удара Джалы.

Позже, во время ужина в кают-компании, за несколько часов до транзита, я рассказал Диане об утреннем инциденте:

– Даже не задумался о том, что делаю… Само собой вышло. Как рефлекс. Это потому, что я Четвертый?

– Может быть. Неосмысленный порыв защитить жертву – тем более ребенка. Со мной такое бывало. Наверное, марсиане прописали это в своей нейромодификации. Конечно, если допустить, что они могут управлять столь тонкими чувствами. Жаль, что здесь нет Вона Нго Вена. Или хотя бы Джейсона. Они бы все объяснили. Ощущение было неестественное?

– Нет…

– Твое поведение не показалось тебе неверным или неуместным?

– Нет… Думаю, в той ситуации я повел себя совершенно правильно.

– Скажи, до процедуры ты поступил бы так же?

– Возможно. Или захотел бы так поступить. Но, скорее всего, завел бы внутренний монолог и упустил время.

– То есть реакция тебя не расстроила?