– В «Иорданском табернакле» пастор Боб Кобел частенько говорил: «Его сердце взывает к Господу». Если эта фраза и описывает кого-нибудь, то в первую очередь Саймона. Но давай проанализируем. «Сердце взывает» – это универсальное утверждение, оно относится ко всем нам: к тебе, к Саймону, ко мне, к Джейсону. Даже к Кэрол. Даже к Эду. Когда до человека доходит, насколько необъятна Вселенная и насколько ничтожна человеческая жизнь, сердце его испускает вопль. Иногда это вопль радости, как в случае с Джейсоном. Этого я в нем никогда не понимала. У него был дар восхищения: Джейсон благоговел перед масштабами Вселенной. Но для большинства это вопль ужаса. Ужаса перед вымиранием, ужаса перед бессмысленностью всего сущего. И наши сердца взывают – быть может, к Господу – или просто вопят, чтобы разбить тишину. – Она откинула волосы со лба, и я заметил, что рука ее, совсем недавно истощенная до крайности, округлилась и налилась силой. – Думаю, вопль, исходивший из Саймонова сердца, был самым что ни на есть праведным, был чистейшим проявлением гуманизма. Но да, Саймон плохо разбирается в людях; да, Саймон наивен. Потому-то его и бросало то к одним, то к другим: «Новое Царствие», «Иорданский табернакль», ранчо Кондона – все что угодно, лишь бы услышать простые слова о важности отдельно взятого человека.
– Все что угодно – даже твоя жизнь?
– Я не говорю, что он умен. Говорю лишь, что он не злодей.
Позже до меня дошла суть ее речей: Диана говорила словами Четвертых. Вникала в тему на глубоко личном уровне, но судила объективно, со стороны. Не скажу, что мне это не нравилось, но волосы иной раз вставали дыбом.
Вскоре после того, как я объявил Диане о ее полном выздоровлении, она заявила, что хочет уехать. Я спросил, куда она собралась.
Нужно найти Саймона, сказала Диана. «Уладить дела», так или иначе. В конце концов, они с Саймоном до сих пор в браке, и Диане не безразлично, жив ее муж или умер.
Я напомнил, что у нее нет ни денег, ни собственного жилья. Она сказала, что как-нибудь перебьется, поэтому я выдал ей одну из кредиток, оставленных мне Джейсоном, но предупредил, что не могу ничего гарантировать, ибо не знаю, кто платит за обслуживание счета, каков кредитный лимит и можно ли по этой карточке отследить человека, который ею пользуется.
Диана спросила, как со мной связаться.
– Просто позвони, – ответил я.
У нее был мой номер – номер, который я оплачивал и хранил все эти годы. Телефон редко звонил, но всегда лежал у меня в кармане.
Потом я отвез Диану на местный автовокзал, и она растворилась в круговерти туристов, выброшенных на мель после вызванного Спином шторма.
Телефон зазвонил через полгода, когда газеты все еще пестрели заголовками о «новом мире», а по кабельным каналам крутили сюжеты о необитаемом скалистом мысе «где-то за Дугой».
К тому времени сотни судов (и больших, и малых) побывали по ту сторону Дуги – в том числе крупные научные экспедиции под эгидой Международного геофизического года и ООН в сопровождении кораблей ВМС США с пулом журналистов; частные яхты, а также рыболовецкие траулеры (эти возвращались в порт с полными трюмами рыбы, которая при скудном освещении сошла бы за треску). Разумеется, на промысел наложили строгий запрет, но к тому времени «потусторонняя треска» уже наводнила все сколько-нибудь значимые азиатские рынки. Рыба оказалась не только съедобной, но и весьма питательной. Джейсон, наверное, сказал бы, что это ключ к разгадке: анализ ДНК выявил, что геном «трески» предполагает земных прародителей, хоть и весьма отдаленных. Новый мир оказался гостеприимен; более того, складывалось ощущение, что его создали специально для людей.
– Я разыскала Саймона, – сказала Диана.
– И?
– Он живет в трейлерном парке на окраине Уилмингтона. Кое-как зарабатывает мелким домашним ремонтом: велосипеды чинит, тостеры и прочую утварь. Помимо этого, получает пособие и ходит в пятидесятническую церквушку.
– Он тебе обрадовался?
– Все извинялся за события на ранчо Кондона. Сказал, что хочет загладить вину. Спросил, может ли как-то облегчить мою жизнь.
– И что ты ответила?
Я покрепче сжал телефон.
– Что хочу развестись. Он согласился. И сказал кое-что еще. Сказал, что я стала другой. Что во мне что-то изменилось. Что именно, объяснить не сумел. Но у меня сложилось ощущение, что перемена ему не понравилась.
Наверное, почуял серный душок.
– Тайлер, неужели я и правда так изменилась? – спросила Диана.
– Все меняется, – ответил я.
Следующий важный звонок поступил от Дианы годом позже. Я был в Монреале (отчасти благодаря Джейсовым поддельным документам) – ждал, когда мне официально предоставят статус иммигранта и я смогу приступить к практике в утремонской амбулаторной клинике.