то высшее благо, к которому люди влекутся вследствие аффекта, часто бывает таково, что им может обладать только один кто-нибудь, то отсюда происходит, что те, которые любят что-либо, не всегда
остаются верны самим себе и, находя удовольствие восхвалять
любимую ими вещь, в то же самое время боятся, как бы им не
поверили. Наоборот, кто стремится руководить другими разумно, тот
действует не под влиянием страсти, по гуманно и кротко и всего
более бывает верен сам себе.
Д
алее, всякое желание и действие, причину которого мы составляем, поскольку мы имеем идею бога, иными словами, поскольку познаем
его, я отношу
разума, я называю
собой узами дружбы других людей я называю
разума, и наоборот,
связям. Кроме того, я показал также, в чем коренятся основы
государства.
Д
алее, из вышесказанного легко можно усмотреть, в чем состоит
разница между истинной добродетелью и бессилием: а именно, истинная добродетель есть не что иное, как жизнь по одному только
руководству разума; а следовательно, бессилие состоит в одном
только том, что человек отдает себя на произвол вещей, существующих вне его, и определяется ими к таким действиям, которых требует общее состояние внешних вещей, а не самая
природа его, рассматриваемая единственно сама в себе.
В
от то, что я обещал доказать в сх. т. 18 этой части. Отсюда явствует, что известный закон, запрещающий убивать животных, основан
более на пустом суеверии и женской сострадательности, чем на
здравом разуме. Разум учит нас, что необходимость искать того, что
нам полезно, связывает нас с людьми, а не с животными или вещами, природа которых отлична от человеческой: по отношению к
последним мы имеем то же право, какое они имеют по отношению к
нам. Мало того, так как всякое право определяется добродетелью или
могуществом каждого, то люди имеют гораздо большее право над
животными, чем животные над людьми. Я не отрицаю, однако, что
животные чувствуют, а отрицаю только то, что будто бы вследствие
этого нельзя заботиться о собственной пользе, пользоваться ими по
произволу и обращаться с ними так, как нам нужно; ибо они не
сходны с нами по своей природе, и их аффекты по своей природе
различны от аффектов человеческих (см. сх. т. 57, ч. III).
О
стается еще показать, что такое справедливое и несправедливое, преступление и, наконец, заслуга. Об этом см. следующую схолию.
С
холия 2.
В Прибавлении к первой части я обещал объяснить, чтотакое похвала и порицание, заслуга и преступление, справедливое и
несправедливое. Что касается до похвалы и порицания, то я изложил
это в сх. т. 29, ч. III; об остальном должно будет сказать здесь. Но
прежде следует сказать несколько слов о
К
аждый существует по высшему праву природы, и, следовательно, каждый по высшему праву природы делает то, что вытекает из
необходимости его природы. А потому каждый по высшему праву
природы судит о том, что хорошо и что дурно, по-своему заботится о
собственной пользе (см. т. 19 и 20), мстит за себя (см. кор. 2 т. 40, ч. III) и стремится сохранить то, что любит, и уничтожить, что
ненавидит (см. т. 28, ч. III). Если бы люди жили по руководству
разума, то каждый (по кор. 1 т. 35) обладал бы этим своим правом
без всякого ущерба для других.
Н
о так как люди (по кор. т. 4) подвержены аффектам, далеко
превосходящим способность или добродетель человека (по т. 6), то
часто они влекутся в разные стороны (по т. 33) и бывают противны
друг другу (по т. 34), нуждаясь между тем во взаимной помощи (по
т. 35). Поэтому, для того чтобы люди могли жить согласно и служить
друг другу на помощь, необходимо, чтобы они поступились своим
естественным правом и обязались друг другу не делать ничего, что
может служить во вред другому. Каким образом может произойти
это, а именно, чтобы люди, необходимо подверженные аффектам (по
кор. т. 4), и притом непостоянные и изменчивые (по т. 33), могли
заключить между собой обязательство и иметь друг к другу доверие, это ясно из т. 7 этой части и т. 39, ч. III, а именно из того, что всякий
аффект может быть ограничен только аффектом более сильным и
противоположным ему и что каждый удерживается от нанесения