Спиноза и проблема выражения

Но прежде поясним, что можно понимать под термином «сложностность» (встречающимся, например, в переводе на русский язык книги Кастельса «Информационная эпоха: экономика, общество и культуре») в его отличии от определения «сложное». И чтобы как-то обозначить те нюансы, какие позволяют различить эти два термина, уместно, на наш взгляд, обратиться к тому, как разводит традиционную и синергетическую (в нашей терминологии «сложностную») интерпретации функционирования мозга Герман Хакен. Хакен в форме таблицы противопоставляет понятия, относящиеся, соответственно, к традиционному и синергетическому (сложностному) видению природных объектов. Приведем не полностью этот список: отдельный элемент – ансамбль элементов; действия локализованы – действия делокализованы; энграмма – распределенная информация; алгоритм – самоорганизация; действие определяется детерминистическими событиями – действие определяется детерминистическими и случайными событиями; функционирование устойчиво – функционирование вблизи потери устойчивости; и т. д. По-видимому, не будет большой натяжкой предположить, что первые термины приведенных пар характеризуют именно «сложно» понятый мир – мир Платона, Декарта, а также Ньютона, Лапласа, то есть мир, в котором предполагается наличие некоего Единого, некоего центра, или «демона», организующего его движения и развитие. Вторые термины указывают на нечто иное, на другое отношение к наличной реальности. Здесь уместно вспомнить определение синергетики, данное Ю.Даниловым и Б. Кадомцевым: Х-наука.^[634] Именно такая Х-наука указывает на возможность особого видения мира, каковому, по-видимому, и следует приписать эпитет «сложностное».

То есть, «сложное» и «сложностное» отношение к миру подразумевает разные способы формализации: первый направлен на построение теорий (верифицируемых или фальсифицируемых), второй – на постановку проблем (превращаемых или не превращаемых в решаемые задачи). Между такими способами имеется различие по природе: первый говорит о том, что мир представляет собой некое устойчивое образование, второй имеет ввиду динамическое, становящееся восприятие мира, первый опирается на модель «форма-материя», второй – на модель «способность действовать-перепутанное внешнее», первый ориентирован на наличие определенного плана действий, второй – на имманентный поиск и становление здесь и теперь уникального результата, предполагающее переход от одного типа (или рода) познания к другому и не сводимого полностью к предшествующим способам исследования, то есть первый направлен на «воспроизводство», второй – на эмерджентное становление. И дело не в том, что «сложностный» мир предполагает некие иррациональные скачки, переходы от одних способов восприятия мира к другим. Последние выступают в качестве таковых лишь тогда, когда выходят из употребления и превращаются в некие «нерефлексируемые навыки», когда отрываются от конкретного разрешения тех проблем, какие ставит не сложный, но сложностный мир. И, конечно же, здесь речь идет о неком знании, кое приближается к имманентно заданному эталону (к некой высшей субстанции по терминологии Спинозы), но, принципиально не достигает последнего. И такая недостижимость разрешает себя в технических исполнениях, увеличивающих способность к действию и порождающих новые аффективные состояния. То есть, техническая реализуемость является критерием строгости тех «вариаций», какие призваны выразить сложностный характер мира.

Далее мы попытаемся хотя бы пунктирно наметить путь к существующему модусу как наблюдателю сложносности, понимая его одновременно как этически ответственного модуса-наблюдателя, погружая принципы соответствия, наблюдаемости, интерсубъективной коммуникации, рефлексивности в общий контекст становления представлений «парадигмы сложностности» с ее ключевыми концептами рекурсивности, контингентности и эмерджентности. Конечно же, путей к модусу-наблюдателю сложностности может быть много. «Сложность [или, в предлагаемой здесь терминологии «сложностность» – Я.С.], прежде всего, заставляет себя признать как невозможность упрощения; она возникает там, где сложная целостность порождает свои эмерджентности; там, где теряются отличительные и ясные признаки в тождественных сущностях и причинных связях; там, где элементы беспорядка и неопределенности нарушают течение событий; там, где субъект/наблюдатель улавливает свое собственное лицо в объекте своего наблюдения; там, где антиномии приводят к тому, что в ходе рассуждения мы отступаем от своего предмета…».