Существующий модус рекурсивно встроен в мироздание, выражающее Бога, а динамика аффектов посредством conatus’а определяется тем, насколько эффективно такой модус способен активно включиться в ту среду, которая, по крайней мере, его окружает, насколько его желания совпадают с удерживанием его собственного существования, с утверждением собственной сущности, выражающей на ином уровне атрибуты Бога – Бога, «усложняющего и запутывающего» любую вещь, коя развертывает и свертывает его. Собственно, такое рекурсивное упорство, направленное на удерживание существования и выступает в качестве некой управляющей аффектами силы. Хотя термин «управление» должен, на наш взгляд, пониматься здесь специфическим образом. В другом месте Делёз пишет относительно проблемы выбора, тесно связанной с проблемой управления: «Выбор имеет в виду не ту или иную связку, а способ существования выбирающего… Словом, выбор простирается на сферу, столь же громадную, как и мысль, ибо движется от “невыбора” к выбору и сам осуществляется в промежутке между выбиранием и его отсутствием… Выбор, располагаясь в промежутке между выбором и невыбором (и всеми их вариантами), отсылает нас к некоему абсолютному отношению с внешним, по ту сторону даже интимного психологического сознания, но также и за пределы относительного внешнего мира, и только он способен вернуть нам мир и личное “я”».[632] То есть, выбор, или управление аффектами, имеет, если можно так выразиться, «эмерджентный характер», и он тем более эффективен, чем более он автоматичен. Но такая автоматичность несет в себе указанную активность (активность эмерджентности), направленную на то, чтобы оказаться в той онтологической точке, где conatus действительно тождественен способности действовать, где мы реализуем себя как «духовные автоматы». «Эффективно выбирает лишь тот, кто сам уже избран. И как раз так мысль извне овладевает очищенным автоматизмом как немыслимое в мысли.
… Автомат отрезан от внешнего мира, но существует и более глубокое внешнее, которое его оживляет».[633]
Так понимаемое управление аффектами, ориентированное на рекурсивную встроенность существующего модуса в выражающую Бога природу, предполагает (на это обстоятельство указывает и Спиноза, и приведенные цитаты из Делёза) внутреннюю открытость внешнему, в том числе к внешним существующим модусам (в часто используемой сегодня терминологии: «к диалогу»). Причем активность такой позиции выражается в деятельном доверии к внешнему вообще и к внешним модусам в частности. В этом, на наш взгляд, и состоит один главных аспектов этической позиции Спинозы. Такие деятельное доверие и открытость, гарантирующие увеличение способности к действию, позволяют использовать в отношении существующего модуса (человека) термин, почти отсутствующий в произведениях Спинозы, но являющийся одним из центральных в современном естествознании и гуманитарных науках, а именно термин «наблюдатель», или, более развернуто «встроенный в природу открытый наблюдатель запутанного мира», эмерджентно и рекурсивно взаимодействующий с последним и, со всеми вышесказанными оговорками, конструирующий его (помещая себя ту онтологическую точку, где его способность к действию-наблюдению оказывается выбранной внешним).
* * *
Именно в этом пункте нам видится актуальность спинозистской мысли для понимания современного положения дел, как в естествознании, так и в гуманитарных областях человеческой деятельности. По сути дела рассмотрение идей, аффектов, аффективных состояний и conatus’а, предложенное Спинозой и проинтерпретированное Делёзом, позволяет с особой точки зрения осмыслить вхождение в «перепутанный» мир и познание последнего (переход, по Спинозе, ко второму и третьему родам познания). Сегодня подобная «перепутанность» резонирует, на наш взгляд, с приведенным в начале статьи термином «сложностность», а шире со словосочетанием «сложностное мышление». Именно сложностное мышление позволяет «расположиться» посреди перепутанных природы и социума, наблюдать и постигать последние.