Спиноза и проблема выражения

Письмо Мейеру, среди прочего, показывает, таким образом, особый случай модального экстенсивного бесконечного, переменного и делимого. Такая экспозиция важна сама по себе; Лейбниц по этому поводу хвалит Спинозу за то, что тот прошел дальше в данном пункте, чем большинство математиков.^[347] Но, с точки зрения самого спинозизма, остается вопрос: к чему относится такая теория второго модального бесконечного во всей системе в целом? Ответ, как нам кажется, таков: экстенсивное бесконечное касается существования модусов. Действительно, когда Спиноза утверждает в Этике, что сложносоставной модус обладает крайне большим числом частей, то он понимает под «крайне большим числом» неопределимое число, то есть множество, превосходящее любое число. Сущность такого модуса сама является степенью способности; но какова бы ни была степень способности, конституирующей его сущность, модус существует, только актуально обладая бесконечностью частей. Если мы рассматриваем модус, чья степень способности удваивается степенью способности предыдущего модуса, то его существование компонуется из бесконечности частей, которая сама удваивает предыдущую бесконечность. В пределе, имеется бесконечность бесконечных совокупностей, совокупность всех совокупностей, выступающая как совокупность всех существующих вещей, одновременных и последовательных. Короче, характеристики, какие Спиноза в Письме к Мейеру приписывает второму модальному бесконечному, находят применение только в теории существующего модуса так, как она появляется в Этике; и там они находят свое полное применение. Именно существующий модус обладает некой бесконечностью частей (крайне большое число); именно его сущность, или степень способности, всегда формирует предел (максимум и минимум); именно совокупность существующих модусов – не только одновременных, но и последовательных – конституирует самое большое бесконечное, каковое само делимо на более или менее крупные бесконечности.^[348]

Еще следовало бы узнать, откуда приходят эти экстенсивные части и в чем они состоят. Это – не атомы: атомы не только подразумевают пустоту, но и бесконечность атомов не могла бы относиться к чему-то ограниченному. Это уже и не виртуальные термины делимости до бесконечности: последние не могли бы сформировать более или менее крупные бесконечности. [Двигаясь] от гипотезы бесконечной делимости к гипотезе атомов, «желая избежать Харибду, они [те, кто не привык отличать рассудочные понятия от реальных вещей – пер.] натолкнулись на Сциллу».^[349] Фактически, последние экстенсивные части суть бесконечно малые актуальные части бесконечного, самого по себе актуального. Положение актуального бесконечного в Природе для Спинозы не менее важно, чем для Лейбница: нет никакого противоречия между идеей абсолютно простых последних частей и принципом бесконечного деления, пока такое деление актуально бесконечно.^[350] Мы должны считать, что атрибут обладает не только интенсивным количеством, но и экстенсивным бесконечным количеством. Именно такое экстенсивное количество актуально делимо на бесконечность экстенсивных частей. Эти части суть внешние части, действующие извне друг на друга и различающиеся извне. Все вместе и во всех своих связностях они формируют бесконечно меняющийся универсум, соответствующий всемогуществу Бога. Но в той или иной заданной связности они формируют более или менее крупные бесконечные совокупности, соответствующие той или иной степени способности, то есть той или иной сущности модуса. Они всегда приходят благодаря бесконечностям: бесконечность частей всегда соответствует некой степени способности, какой бы малой она ни была; весь универсум в целом соответствует Могуществу, постигающему все эти степени.