Тут закипела работа. Тотчас же приступили к изданию нового журнала и к образованию особого отдела Лондонского Теософического Общества, под названием «Blavatsky Lodge of the London Theosofical Society». …Своим она писала, извиняясь за короткие письма:
«Вы подумайте только, сколько у меня неотложного, ежедневного дела! Издавать мой журнал «Люцифер», писать статьи в парижский «Лотос», в нью-йоркский «Путь», в мадрасский «Теософист», который без моих статей – Олькотт жалуется – потерял слишком много подписчиков; продолжать второй том «Тайной Доктрины», да поправлять по пяти раз корректуры первого тома; да принимать по двадцати и тридцати человек, ежедневно являющихся за делом и без дела, – ведь тут не 24, а сто 24 часа в сутки не хватит…
Что вы на меня напали за то, что я свой журнал Люцифером назвала? – пишет она в другом письме. – Это прекрасное название! Lux, Lucis – свет; ferre – носить: «Носитель Света» – чего лучше? Это только благодаря Мильтоновскому «Потерянному Раю» Люцифер стал синонимом падшего Духа. Первым честным делом моего журнала будет снять поклеп недоразумения с этого имени, которым древние христиане называли Христа. Эасфорос – греков, Люцифер – римлян, ведь это название звезды утра, – провозвестницы яркого света солнечного. Разве сам Христос не сказал о себе: «Я, Иисус, звезда утренняя» (Откров. Св. Иоанна, XXII, ст. 16)? Пусть и журнал наш будет, как бледная, чистая звезда зари, предвещать яркий рассвет правды – слияние всех несогласий, всех толкований по букве, в единый, по духу, свет истины»
В ту же осень открыли теософическую типографию и отдельную контору в Сити; начали кроме ежемесячного журнала издавать еженедельные брошюры «T.P.S.» – их краткое заглавие, которое равно значит «Theos. Published Sittigs» или «Theos. Publishing Society». Такое большое дело вскоре обратило на себя внимание даже лондонских прессы и публики, привычных к деятельным проявлениям общественной жизни.
Обратило и духовенство внимание на успехи нового учения и быстрый рост Теософического Общества в Англии. Но надо отдать ему справедливость: оно не позволило себе излишеств, которые сочли возможными индо-шотландские иезуиты в Мадрасе. Хотя, по инициативе представителей Епископальной церкви, и произошло в Лондоне несколько бурных митингов, однако прекрасное, вполне христианское письмо Е.П. Блаватской в «Люцифере» …прекратило препирательства. Оно доставило, по собственному заявлению примаса Англии, «если не учению теософистов, то его проповеднице» полную симпатию и уважение его. На многолюдных митингах Теософического Общества нередко бывает духовенство, и сама супруга епископа Кентерберийского их посещала…
Очень обижали Е.П. Блаватскую неверные сведения, печатавшиеся о ней в России. Известия эти бывали курьезные, даже до того, что она неоднократно обвинялась в убийствах и т.п. уголовных преступлениях. Отвечать на такие басни она никогда не хотела, но ее сторонники не раз пытались возражать на «отечественные клеветы» на уважаемую ими проповедницу, однако безуспешно: их протесты в России к сведению не принимались, а бросались редакторами, вероятно, в печку.
Однако раз или два ее близкие, возмущенные нелепостями, взводимыми на нее, должны были вмешаться, но никогда их законных протестов не принимали те органы, где были даны о ней ложные сведения 117. Раз даже сама Елена Петровна написала возражение, – но и его отвергла наклепавшая на нее газета. Она была очень огорчена и по этому поводу писала: «Ну что это они врут? Откуда они взяли, что я собираюсь упразднять христианство и проповедовать буддизм? Если бы читали в России, что мы пишем, так и знали бы, что мы проповедуем чистую христоподобную теософию – познание Бога и жизненной морали, как ее понимал сам Христос. В третьем, ноябрьском, номере «Люцифера» моя статья («Эзотерический характер Евангелий»), где я так возвеличиваю проповедь Христа, как дай Бог всякому истинному христианину, не зараженному папизмом или протестантскими бреднями. Много они знают, что проповедует Блаватская!»
В начале зимы 1889 г. Блаватская стала очень редко и мало писать своим; я укоряла ее за это, вопрошая: «Чем уж так ужасно занята, что ни слова не пишешь?» Вот характерный ответ Елены Петровны.