Спиральное море

   Руди безмолвствовал. Этому он научился за последнее время. Человек, случайно встретивший Руди на улице, скорее всего принял бы его за студента: возраст едва за двадцать, простой пиджачок, не слишком аккуратно причесанная светлая шевелюра, голубые ясные глаза... Воплощение наивности. Возможно, когда-то Руди таким и был. Его детство кончилось в тринадцать лет, когда Бертольд-старший, Астольф, был арестован Корпусом кавалергардов и отправлен в ссылку на какую-то совершенно неизвестную планету. Обвинение, разумеется, было политическим, разбирательство — закрытым, так что никто не узнал никаких подробностей. Через два года пришло известие, что Астольф Бертольд умер. Довольно типичная история. О Корпусе кавалергардов, который уже несколько десятилетий исполнял в Византии роль государственной тайной полиции, рассказывали и не такое. Более одиозной организации в империи не было. Кавалергардов боялись и ненавидели. И мало у кого были основания ненавидеть их сильнее, чем у Рудольфа Бертольда, имперского хартулария.

   Последние пятнадцать лет Корпусом кавалергардов командовал генерал-лейтенант Георгий Хризодракон. Тот самый человек, которого Терентий сегодня ждал в гости...

   — Выскажи мне свои соображения о целях визита, — сказал Терентий, ставя чашечку на блюдце.

   Руди поиграл бровями, изображая раздумье. Нахал все же, подумал Терентий.

   — Скорее всего, Департамент зашевелился. То есть шевелится он уже давно, но сейчас он, по всей видимости, что-то задел. Хризодракон придет договариваться о взаимодействии. О союзе, если называть вещи своими именами. Простите, шеф, но вы в последнее время не очень аккуратно себя ведете. То, что вы держите руку Бюро — уже ни для кого не секрет. Если у противника есть хорошие аналитики... а они у него есть... им сейчас уже должен быть ясен весь расклад. Особенно после вашей поездки в Аполлонию. Следует ждать, что события ускорятся... — тут Руди замолчал и потянулся за кофейной чашкой.

   — ...Или ускорить их самим, — мягко закончил Терентий.

   Руди кивнул.

   — Извините еще раз, шеф. Мы подходим к ситуации, когда ножны будут сломаны и убрать клинок нельзя. На той стороне это тоже понимают.

   Терентий прикрыл глаза и несколько секунд посидел так, молча, стараясь ни о чем не думать.

   — Идиоты, — сказал он.

   Руди прищурился, но не ответил.

   И Терентий как-то вдруг сразу вспомнил, что он старше собеседника почти на пятьдесят лет. С вытекающими.

   — Рудольф, — сказал он. — Ты сознаешь, что мы на грани гражданской войны? Тебе не страшно?

   Руди отставил чашку и посмотрел на Терентия прозрачными глазами.

   — Вам ответить честно, шеф? Нет. Меня не пугает гражданская война. Потому что она уже идет не одно столетие. И самое большое, что мы можем сделать — это прекратить ее, если повезет.

   — Так. И с какого же времени ты ее отсчитываешь?

   Руди не задумался.

   — Скрытую фазу — с эдиктов Константина Восемнадцатого о нобилитете. Явную, но пассивную — с мятежа Мануэлита. Когда начнется третья фаза, активная — пока что не знаю... Скажете, я в чем-то неправ?..

   Терентий вздохнул.

   Беда была в том, что он прекрасно понимал Рудольфа.

   Половину тысячелетия назад, когда все начиналось, о гражданской войне никто и не помышлял. Император Константин Восемнадцатый подписал серию указов об изоляции нобилитета просто потому, что не видел другого выхода: при первых императорах династии Каподистрия в нобили писали буквально всех, кто хоть чем-то послужил новой власти, и в результате через двести лет сословие (которое, как-никак, размножалось еще и естественным путем) оказалось многочисленно свыше всякой меры. Посягнуть на сам статус нобилей Константин побоялся. Значит, изоляция. Эта идея была вполне поддержана высшими кругами; утверждение "единственный способ стать византийским нобилем — родиться им" довольно быстро стало поговоркой, а еще через поколение молодежь уже и не верила, что между сословиями был вообще когда-то возможен переход.

   Между тем примерно через тридцать лет после этих указов был изобретен двигатель Лангера. Космическая экспансия стала реальностью. Терентий вместе с Рудольфом считали, что только это и позволило оттянуть социальный взрыв: в десятилетия, когда все силы общества уходили на освоение территорий в Дальнем Космосе, на внутренние проблемы просто не хватало сил. Да и людские излишки было куда сбрасывать. Но наступил момент, когда колонизация вышла на плато. Галактика перестала быть фронтиром, там началась обычная регулярная жизнь. И сразу же оказалось, что Византия теперь точно вписывается в область действия известной каждому историку теоремы Брусницына: когда время обмена информацией между центром и регионом превышает характерную длительность процессов, подлежащих управлению из центра — государство распадается...