Сплетня

– Сможет выкормить и троих, – засмеялся Астамур. – Как и ты. Ох, мама, мама, как же дома хорошо… Хурму, я смотрю, Хасик омолодил? Давно пора.

– Хасик много работает… Да… У меня-то силы уже не те…

– На-ка вот, Асида тебе передала. Перекупила по случаю у подружки сатиновый отрез – что-то они там шить собирались, да выкройку не нашли – так она тебе новое платье смастерила. Говорит, на глаз шила, но должно подойти. Будешь перед соседками щеголять.

– Ну что ты, в самом деле, сычкун, где уж мне щеголять.

– Будешь-будешь. В аныха в обновке оно тоже ловчее. Хоть перед духами не стыдно.

Гумала, уже поставившая было кофе на газ, резко обернулась и внимательно посмотрела на сына:

– Аста?

– Ну, так а что? Сама же говоришь: заедят они тебя. Проходу не дадут.

– Нельзя таким шутить. Добром не закончится.

– А кто сказал, что мы шутить будем? Мы благодарить будем.

Гумала моргнула, прищурилась на сына. И улыбнулась.

* * *

Длинные худые ноги Даура привычно отмеряли шаги до родной калитки. Автобус приходил в самый центр села, оттуда до Хасиковой усадьбы было добрых три километра пешком. Впрочем, отнюдь не всегда они были добрыми. Многие годы подряд этой же самой дорогой каждое утро они ходили в расположенную центре школу: сперва с Астамуром, потом все втроём, потом снова вдвоём, но уже с Хасиком. Шагали, а иногда и тащились, пиная камни и банки, обгоняя коров и догоняя попутчиков-одноклассников. Отмучившись на уроках (во всяком случае, Даур всегда воспринимал учёбу именно так), тем же путём поднимались до чайных плантаций и кукурузных полей, где помогали, по мере мальчишечьих сил, матери – сперва понемногу, затем уже и по-взрослому, всерьёз. Работы здесь хватало всегда: быстро, но аккуратно пропалывать, искать и отщипывать c чайных веток молодые листочки, тохать20 сперва низенькие, а затем в два метра ростом столбики кукурузы – да мало ли в поле дел.

Школа научила его главному: читать.

Читал он запоем. Всё, что только попадалось под руку – его бурному, ненасытному воображению годилась любая пища. Он был пионером-героем, подрывавшимся на заснеженных минных полях; он скакал по прериям в поисках всадника без головы; он уходил на дно вместе с непокорными пиратами… Он был – всюду. Он был – всем.

Единственное, что плохо вписывалось в его бурный, постоянно закипающий мир – это сидение за партой и попытки решать задачки. «Молотилка на конной тяге намолачивает за рабочую смену 11 центнеров овса. Передовая же электрифицированная молотилка нарабатывает 14 центнеров в течение часа. Требуется определить: во сколько раз передовая электрифицированная молотилка эффективнее отсталой конной, если рабочая смена длится 8 часов».

Даур всегда искренне недоумевал: какая, в конце концов, разница? Понятно же, что наши советские инженеры плохого колхозникам не посоветуют – то есть, если они что-то там по-передовому электрифицировали, то это определенно работает лучше. Значит, надо эту электрифицированную молотилку брать – и будет нам в нашем советском хозяйстве радость.

К сожалению, учитель математики думал совершенно иначе и требовал от учеников точности. Что-что, а уж именно это слово – «точность» – всегда навевало на Даура смертельную тоску. Весь окружающий его мир учил тому, что точность не имеет значения. Разве может яблоня точно сказать, сколько яблок у неё народится в этом году? Или можно точно предугадать, когда пойдёт дождь? Или, может быть, мы точно знаем, что увидим сегодня во сне? Пожалуй, с полной уверенностью можно утверждать только одно: всё в этом мире непредсказуемо и целиком и полностью зависит от случайности.

Да вот взять даже его, Даура, имя. Мама часто рассказывала эту историю вместо сказки перед сном. У неё тогда были свои планы – она намеревалась назвать его в честь одного из братьев своего отца. Но как раз когда ей пришла пора рожать, к отцу на двор приехала большая киношная делегация. Что-то они там такое снимали про альпинистов в горах. Отец же всегда был главным тамадой села, и все застолья всегда проходили только на их дворе – так мама рассказывала. И вот: зелёный двор, знаменитое отцово вино, мясо, акут21, пир горой, и вдруг прибегает соседка, Ганичка, и кричит: радуйся, мол, Темыр, сын у тебя, снова сын, представляешь?

И тогда главный из гостей встал, поднял бокал и сказал:

– Лучшая новость этого дня: началась новая, замечательная жизнь! Почему я говорю – «замечательная»? Потому что у такого отца, и среди таких восхитительных гор, и под таким благословенным небом – какой же ещё ей быть? Так пусть же в честь того удивительного совпадения, что именно сейчас, когда все мы сидим за этим гостеприимным столом, весть эта озарила наши души, счастливая мать назовёт своего сына, как главного героя нашего будущего фильма: Даур. Ведь «Даур» значит «любимый»!

Отказать гостю после такого тоста отец, конечно, никак не мог, и мать, вздохнув, нарекла малыша, как просили. Заготовленное имя она припасла для следующего сына, и потом именно оно принесло ей немало горя и тихих тайных слёз.