Читаем Сплошная скука. Реквием по шалаве полностью

— Не бойся. Не в таком уж они у меня забросе. Но и не сидеть же мне с ними с утра до ночи. Тем более, как мне кажется, не особенно они этим дорожат.

Она на минуту замолкает, кладет руку на грудь чуть выше своего пышного бюста и говорит замирающим голосом:

— Пусто у меня тут, понимаешь, пусто. Это проклятое ощущение пустоты...

— Это проклятое ощущение пустоты исчезает, как только появляется грудная жаба, — замечаю я.

— Ты несносен! — вздыхает Маргарита. — Изверг.

— Я это уже слышал. — И после паузы продолжаю: — Вот ты без конца спрашиваешь: «Ты понимаешь?.. Понимаешь?» Хорошо, понимаю. Но скажи мне в таком случае, чего ты ждешь?

— Ничего, — тихо произносит Маргарита. — В том- то и дело, что ничего я не жду. Именно поэтому и захотелось увидеться с тобой снова... так, без особых причин. Думаю, через несколько лет сообразишь, что могла побыть с ним еще один-два раза — и не побыла, и будешь локти кусать: упустила, мол, случай.

Она смотрит на меня, глаза — какие-то рассеянные, может, даже не видят меня.

— Странно, однако, мне вот что пришло в голову... Мы с тобой о многом не говорили — мы вообще говорили не так уж много... Ты ведь большей частью молчал — то ли не понимал, то ли делал вид, что не понимаешь, о чем речь... И все же у меня не было ощущения, что мне чего-то недостает, у меня тут не было пустоты — и не потому, что ее заполняла грудная жаба, нет. Душа моя была полна...

— Иллюзий...

— Нет! — Маргарита качает головой. — Иллюзии были здесь. — Она указывает на свою безупречную прическу. — Здесь они были, именно они все начисто испортили. Иллюзии о спокойной семейной жизни, об уютном семейном очаге... Теперь я знаю цену спокойной семейной жизни. Вовек не забуду.

Она снова устремляет на меня какой-то до странности оживленный взгляд и говорит тихо и страстно:

— Сколько понадобилось времени, чтобы я поняла, что за человеком, который мне дорог, я готова идти и в ненастье, и в стужу, что ради него я готова мириться с любыми невзгодами. Но только ради того, кто мне близок и дорог, потому что нет ничего дороже в этом мире, чем быть вместе с по-настоящему близким и дорогим тебе человеком, господи боже мой!

«Сказала бы это десять лет назад... Ну хоть пять лет!» — отвечаю я на эти речи мысленно.

И, как бы услышав эту реплику, она вдруг отводит глаза и заключает устало:

— Ну да ладно, это прошлое...

Затем мы переходим на более нейтральные темы.

Час спустя мы идем домой — не уточняя, куда. Медленно движемся по притихшему бульвару, и я рассеянно слежу за тем, как при свете уличных фонарей постепенно удлиняются наши тени, а потом внезапно отпрыгивают назад, затём опять начинают расти и опять отпрыгивают — две тени, мужчины и женщины, двух людей, которых случай свел и развел и опять свел, чтобы снова развести.

— Ты еще молода, — слышу я свой голос (по правде говоря, фраза, неожиданная для меня самого).

— Мне тридцать три...

«Тридцать пять», — поправляю я ее мысленно.

— Во всяком случае, времени впереди много. Вместо того чтобы казнить себя за то, что не сбылось, подумай лучше о том хорошем, что может прийти.

— О счастье? — Маргарита тихо смеется.

— Ты сделала один неверный шаг. Другие делают и больше.

— Сделать новый шаг у меня уже не хватит духу... Да и с кем? С каким-нибудь молодым оболтусом, который с первого раза мне наскучит?.. И вообще, не для того я сюда пришла, чтобы ты меня утешал. Просто хочется еще немножко побыть с тобой.

— Да, но после этого «немножко» у тебя будет много времени...

— Ну и что? Ты надеешься, что в твоей жизни еще наступит что-то хорошее?

— Честно говоря, я о таких вещах не думаю. — Честно говоря, ты ни на что больше не надеешься! — поправляет она меня. — Я — тоже. Так что нечего меня подбадривать, мы с тобой — одного поля ягода. Бредем по дороге и ничего особенного не ждем.

Итак, мы продолжаем идти своей дорогой, по пустынному бульвару, и с нами две тени, тени мужчины и женщины, которые то появляются, то исчезают, словно их никогда и не было.

* * *

Не могу точно сказать, который теперь час, потому что, когда сплю, не смотрю на часы, однако я вздрагиваю от того, что некое сверло врезается мне в голову — раз, другой, третий. Это сверло мне хорошо знакомо, не открывая глаз, я протягиваю руку и поднимаю трубку стоящего у изголовья телефона.

— Товарищ Боев? — слышится на другом конце провода.

— Он самый. Кто это?

— Боян Ангелов. Я бы хотел вас видеть. И если можно — сейчас же. Понимаю, время неподходящее, но...

— Почему бы и нет! — тихо говорю я и, открыв глаза, смотрю на светящийся циферблат. — Раз такая срочность, ничего не поделаешь.

— Только я не знаю, как вас найти.

Я сообщаю ему адрес и поясняю:

— Пройди по черному ходу во двор и жди меня там.

— Кто это? Что случилось? — сонно спрашивает Маргарита.

— Все в порядке, дорогая. Спи спокойно.

— Спокойно? С тобой?.. — бормочет она, однако сон, как видно, оказывается сильнее ее иронии, потому что, повернувшись ко мне спиной, она тут же укутывается одеялом.

Перейти на страницу:

Все книги серии Эмиль Боев

Похожие книги

Вдребезги
Вдребезги

Первая часть дилогии «Вдребезги» Макса Фалька.От матери Майклу досталось мятежное ирландское сердце, от отца – немецкая педантичность. Ему всего двадцать, и у него есть мечта: вырваться из своей нищей жизни, чтобы стать каскадером. Но пока он вынужден работать в отцовской автомастерской, чтобы накопить денег.Случайное знакомство с Джеймсом позволяет Майклу наяву увидеть тот мир, в который он стремится, – мир роскоши и богатства. Джеймс обладает всем тем, чего лишен Майкл: он красив, богат, эрудирован, учится в престижном колледже.Начав знакомство с драки из-за девушки, они становятся приятелями. Общение перерастает в дружбу.Но дорога к мечте непредсказуема: смогут ли они избежать катастрофы?«Остро, как стекло. Натянуто, как струна. Эмоциональная история о безумной любви, которую вы не сможете забыть никогда!» – Полина, @polinaplutakhina

Максим Фальк

Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза
Рыбья кровь
Рыбья кровь

VIII век. Верховья Дона, глухая деревня в непроходимых лесах. Юный Дарник по прозвищу Рыбья Кровь больше всего на свете хочет путешествовать. В те времена такое могли себе позволить только купцы и воины.Покинув родную землянку, Дарник отправляется в большую жизнь. По пути вокруг него собирается целая ватага таких же предприимчивых, мечтающих о воинской славе парней. Закаляясь в схватках с многочисленными противниками, где доблестью, а где хитростью покоряя города и племена, она превращается в небольшое войско, а Дарник – в настоящего воеводу, не знающего поражений и мечтающего о собственном княжестве…

Борис Сенега , Евгений Иванович Таганов , Евгений Рубаев , Евгений Таганов , Франсуаза Саган

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Альтернативная история / Попаданцы / Современная проза
Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза