Спорим, что ты умрешь?

Как-то пусто стало в баре после отбытия полиции. Ветер бился в оконные рамы. За окном давно стемнело. Стекла покрывались непроницаемым морозным узором. «Умный» технический прибор, установленный в гостиной, служащий одновременно барометром, часами и внутренним термометром, уверял, что на улице минус тридцать два по Цельсию.

– А может, и правда того?.. – как-то тихо сам с собой заговорил Каратаев.

– Чего того? – повернул голову Пустовой.

– Ну, уматывать отсюда, – пояснил Каратаев. – Хватит, граждане, натерпелись. Приличного отдыха с вами все равно не получится…

– Ну почему же, – иезуитски улыбнулся старик Ровель. – Здесь становится занятно.

– Вам-то хорошо под охраной, – возразил очкарик. – А мы вот начинаем как-то неважно себя чувствовать.

Шевченко вскинул голову – можно подумать, я не человек, – вспыхнули неглупые глаза.

– Благодарим покорно, – дерзко вякнул Снежков. – Шуруйте, уважаемые господа, куда вам вздумается. Как говорится, удачи и всяческих процветаний. А мы останемся с Борюсиком, правда, Борюсик? Ты не забыл про свой блестящий маваши-гири?

– Я помню… – набычился Крайнев. – Да я любому отобью… кое-что, пусть только сунется к нам, Илюша…

Пустовой чуть не поперхнулся.

– Хватит! – подскочил с насиженного места Ворович. – Настроение отдыхать решительно пропадает. Я уезжаю. Инга уезжает. Ты уезжаешь, Инга?

– А то, – хмыкнула девушка.

– Заметано, – решился Каратаев. – Наплюем на триста пятьдесят долларов… А в этом вертепе нас сегодня вообще-то собираются кормить? – он изобразил презлющую физиономию. – А то у меня уже слюна по клыкам капает…

– Обед… вернее, ужин будет подан через час, – задрав нос, сообщил администратор. – Для тех, разумеется, кто соизволит остаться. Соответствующие распоряжения кухарке уже отданы.