Часы обнаружились в жилетном кармане д’Арманьяка. Позаимствовав их и вооружившись деревянной щепкой, уселся я под единственным узким лучом солнечного света и принялся за работу.
– Позволено ли будет узнать, что вы делаете? – спросил д’Арманьяк.
– Пытаюсь снять стекло. Если у меня получится, то мы сможем превратить стекло в зажигательное, добыть огонь, изготовить факелы и отправиться на исследование трюма. И тогда, если повезёт, не дожидаясь призрака, найдём какой-нибудь выход.
– Блестящая идея, сударь мой! И как продвигается сия удивительная задумка?
– Плохо, – сознался я. – Слишком мало света, не могу разглядеть, как стекло крепится.
– Если это вдруг поможет, то с тех пор, как впервые угодил в Бастилию, за подкладкой шляпы я всегда ношу несколько свечей и огниво… Вот, возьмите.
– Спасибо, – сказал я, укрепил перед собой зажжённую свечу и вновь погрузился в загадки хитрого механизма.
– Какого чёрта я делаю?!.. И какого чёрта вы меня не спросите, какого чёрта я делаю? – сказал я через некоторое время.
Д’Арманьяк смотрел на меня с недоумением. Я лишь махнул рукой…
Несчастный «Росинант», упираясь, по словам Макроджера, мачтами в дно, лежал на границе воды и воздуха с дифферентом на нос. Если, конечно, понятие дифферента применимо к перевернувшемуся кораблю. От того места, где провели мы всё это время, и которое мысленно окрестил я базовым лагерем, трюм уходил вниз, в темноту, с уклоном градусов в двадцать. Я предполагал, что по нему можно пройти до самого форпика.
Разобрав свечи и по примеру путешественников в горах привязав себя друг к другу рукавами одежды, отправились мы в экспедицию. Спускались очень медленно. Не без волнения углублялись в недра трюма, где с момента крушения не бывал ни один человек. Занятые своими думами, почти не разговаривали. Мысль, что в заполненных водой проломах пола – точнее, потолка – под ногами могут обитать чёрные каракатицы и другие опасные твари, заставляла соблюдать осторожность.
Преодолели мы уже более тридцати футов, но, увы, так и не обнаружили ничего, заслуживающего внимания. Далее пути не было: нос «Росинанта» оказался сильно повреждён, палубу здесь сорвало от борта до борта, и теперь перед нами расстилалась непреодолимая водная гладь. Все надежды были потеряны…
– Смотрите, что это? – сказал вдруг Патрик.
У самой кромки воды лежали две бочки, канатами привязанные к большому сундуку.
– Да понятное ж дело… Где-то неподалёку корабль утонул, а имущество, значится, уцелело… – сказал Крюк, выковыривая из бочки пробку и принюхиваясь. – Морская корова меня подои, если это не первосортный ром!
– Вода!.. Пресная вода! – кричал Патрик, одолевший пробку другой бочки.
В сундуке же обнаружился богатый ассортимент мяса, птицы, рыбы, колбас, сыров, молочных продуктов, круп, фруктов, овощей и кондитерских изделий. По счастливой случайности отыскался там и походный таганок для камбуза, свечи, набор кастрюль и сковород, тарелки, чашки, столовые приборы. На самом дне лежали раскладной стол, стулья и четыре подвесных гамака с полным набором постельных принадлежностей. Но более всего обрадовала меня многотомная библиотека справочной и развлекательной литературы.
Так, благодаря торжеству человеческого разума над природной стихией, удалось нам привести нашу маленькую колонию к процветанию и благоденствию. Всю следующую неделю провели мы в заслуженной праздности и лени. Д’Арманьяк священнодействовал над благоухающими кастрюлями. Патрик изучал справочник по парусному вооружению и судовождению. Я в который уже раз перечитывал «Таинственный остров». Крюк, прихлёбывая ром, с интересом листал брошюру «Промышленное попугаеводство в условиях тропических широт».
Лишь по ночам, вместе со сгустившейся тьмой, пробирались в голову невесёлые мысли. Снился мне далёкий городок, светящиеся окна родительского дома, милое лицо Дженни…
– Питер Фаулз, ты чёртов идиот!
От неожиданности я даже проснулся. Открыл глаза. И тут же на всякий случай закрыл их обратно.
– Д’Арманьяк, – спросил я шёпотом, – из чего именно было сделано то вчерашнее блюдо? Которое чего-то-там де гренуиль?.. Кажется, мне после него как-то нехорошо…
– Не смей притворяться, что спишь, Питер! Ты хоть отдаёшь себе отчёт в том, что было бы с твоими родителями, явись этот твой дурацкий призрак им, а не мне?.. Это я уж молчу о том, что не испытываю ни малейшего восторга от необходимости неделями трястись в дилижансе и летать на воздушном шаре.
Хочешь не хочешь, пришлось открывать глаза повторно.
– Привет, Дженни… Рад тебя видеть.
Хотя и было это чистой правдой, ещё больше радовало, что пока нас разделяет узкая щель в потолке. И потому угроза немедленной физической расправы на некоторое время откладывается.
– О, бонжур, мадмуазель! Неописуемо счастлив видеть вас в нашей скромной обители!
Д’Арманьяк приступил к выполнению комплекса сложных и, надо полагать, особо галантных упражнений со шляпой.