Спросишь опять - отвечу “да”

До конца недели он старался делать растяжки на противоположной от неё стороне стадиона, опуская голову всякий раз, когда тренер произносил его имя, на случай если она обернётся и посмотрит на него.

Но когда понял, что она не узнала ни его, ни его имя, то почувствовал, как тяжёлая ноша беспокойства свалилась его с плеч. Понемногу он чувствовал, как для него открывается новое пространство, достаточно широкое, чтобы он мог в нём поместиться.

Пятница была днём заезда для остальных первокурсников.

Питер оставил записку новому соседу по комнате, что, хотя он уже выбрал кровать и шкафчик в комнате, он был не против поменяться, если что.

Первая записка, показалась ему слишком формальной, и он разорвал её. Вторая показалась слишком резкой. Поэтому в третьем варианте он добавил несколько восклицательных знаков.

Через несколько минут, пересекая площадь, он забеспокоился, что восклицательные знаки выглядят легкомысленно.

Всю неделю он смотрел, как близко стояли кровати в комнате, стараясь не думать о том, что никогда, даже в квартире Джорджа, не жил так близко от другого человека.

Он не знал, было ли его поведение нормальными, был ли он слишком опрятным или наоборот, грязнулей, был ли он слишком тихим или слишком громким.

Когда не надо обращать внимание на соседа по комнате, чтобы дать ему чувство фальшивой приватности. Или уместнее всегда его замечать и поддерживать непринуждённую беседу.

Как вообще было возможно спать, учиться и болтаться в одной комнатушке три на четыре метра? Разве темы для разговора не закончатся к Хэллоуину?

Он уже давно понимал, что излишняя осторожность всегда держала его в стороне от других. Парни из команды принимали душ после тренировки, ходили по раздевалке в одних трусах, смеялись над гениталиями друг друга. Потом вместе ходили есть, играть в видеоигры.

Той ночью, вскоре после того, родители распрощались с детьми и уехали, прошёл летний шторм, который посбивал ветви деревьев и оборвал провода.

Когда общежитие погрузилось во тьму, Эндрю, его сосед по комнате, хриплый парень из Коннектикута, начал ворчать, зачем мать дала ему с собой свечи вместо фонарика.

В конце концов, Питер собрал его и других первокурсников в зале. Он предложил им по очереди прятать в темноте какие-нибудь предметы, а потом вместе их искать. Впервые за время он вспомнил о Кейт, и подумал, что ей эта идея бы понравилась.

Он задавался вопросом, где она сейчас. Он пытался представить, что бы он сделал или сказал, если бы пришёл на урок и увидел её в классе, с открытой тетрадью. Узнал бы он её вообще? Обрадовалась бы она ему, или стала бы винить его за то, что произошло, за долгое молчание?

На ориентации Питер вместе со всеми страдал от дурацких упражнений, которые якобы должны были сдружить их.

Он с тремя другими первокурсниками проходил упражнение на доверие, и ведущий едва успел объяснять смысл упражнения, как блондинка из его группы буквально упала ему на руки.

“Ты чуть не уронил меня!” - сказала она.

“Я не был готов” - ответил он, защищаясь.

Потом парень из их группы сказал ему: “Чувак, она флиртовала с тобой”.

Когда ориентация закончилась, оставалось только купить учебники и зарегистрироваться на различные курсы.

Как-то утром Питер шёл в книжный магазин кампуса, и остановился на пешеходном переходе, чтобы пропустить проезжающий автобус. На его лобовом стекле было написано “Автовокзал на 41-й Стрит”.

Он стоял и смотрел на автобус, пока не понял, что тот ждёт, когда он перейдёт улицу.

На следующий день автобус снова был у перекрёстка. Он въехал в широкий тупик возле книжного магазина около девяти утра.

То, что изначально было шальной мыслью, стало обретать форму.

Старшекурсники прибывали толпами, занимая столы для пикника и всё пространство на газоне площади.

За день до начала занятий Питер поднялся по ступенькам автобуса и уточнил у водителя, что тот едет в Манхэттен.

Автобус шёл экспрессом. Он делал остановку ещё в одном нью-джерсийском колледже, на паре парковок возле турнпайка, и дальше ехал без остановок до автовокзала в Манхэттене.

Питер нащупал в заднем кармане кошелёк, и зашёл в автобус. Он не взял с собой ни книгу, ни журнал. Он ничего не сказал ни своему соседу по комнате, ни тренеру, ни вахтёру в общежитии. Он отказывался даже думать о том, что делает.

Это было утро сентябрьского вторника 1995 года, сразу после выходных Лэйбор Дэй, поэтому дороги были пусты. В автовокзале он пересел на метро и проехал остановку до Penn Station. Подошёл к первой попавшейся кассе Амтрака и купил билет. Его поезд отправлялся через четырнадцать минут.

Был уже полдень, когда он наконец добрался до Олбани. От станции Ренселлер он взял такси до больницы, но был слишком взволнован, чтобы сразу войти. Поэтому он обошёл больничный комплекс, и присел на скамейку, чтобы успокоиться.