Спросите Сталина. Честный разговор о важном сегодня

• Может быть, потому что Румыния не готова?

• Может быть, потому что лимитрофы еще не сомкнулись с Польшей?

То есть, чтобы достичь максимального эффекта достоверности тезиса об иностранной интервенции, обвиняемых нужно заставить не просто признаться в том, что они ее готовили, а ответить на технические вопросы: почему отложили интервенцию, кто ее отложил?

Намотанные в один клубок Польша, Румыния, другие лимитрофы, гипотетические даты будущей агрессии – все это должно было превратить тезис об интервенции в факт, который уже не потребует доказательств.

• В-четвертых, Сталин ставит конкретную задачу: кого, по какому вопросу допросить. Как допрашивать, чтобы признались. Отсюда и фраза, с которой мы начали разбор этого процесса:

«…Провести сквозь строй Кондратьева, Юровского Чаянова…».

• В-пятых, процесс, который Сталин буквально лепит собственными руками – это больше чем устранение элиты, которая перестала представлять ценность для решения новых экономических задач. Он превращает процесс в фактор международной политики. Читаем:

«…полученный таким образом материал сделаем в той или иной форме достоянием секций КИ и рабочих всех стран, поведем широчайшую кампанию против интервенционистов и добьемся того, что парализуем, подорвем попытки к интервенции на ближайшие 1–2 года, что для нас немаловажно.

Понятно?»

Вот теперь действительно становится понятен истинный масштаб задач, которые Сталин собирался решить процессом Промпартии. Оцените ШИРОТУ конструкции: решая внутренние задачи, Сталин одновременно создает и возможность поднять этим процессом волну международной поддержки Советской России против готовящейся интервенции.

Кажется, теперь все встало на свои места. Чтобы обвинения против не устраивавшей его части советской элиты вызвали в народе максимальную ненависть, Сталин «шьет ей дело» об измене Родине, о том, что она якобы готовили интервенцию.

И вот теперь по поводу самой возможной интервенции. Была ли она выдумкой Сталина?

Интервенция – это прием, который Сталин придумал, чтобы оправдать репрессии против членов промпартии, или опасность действительно существовала?

Ответ на этот вопрос мы дадим, опираясь уже не на показания членов Промпартии, полученные, возможно, под пытками, а из недавно рассекреченных документов.

Вот два из них, отпечатанные после встречи посла Японии в Москве Хироты, военного атташе подполковника Касахары, и генерал-майора Харады, состоявшейся 1 июля 1931 года. Генерал был командирован в Европу японским Генштабом с особыми заданиями, связанными с подготовкой к выступлению Японии в Маньчжурии, и ехал транссибирским экспрессом Владивосток – Москва.

Рис. 157.

Записка ОГПУ о японских документах, касающихся войны с СССР от 19 декабря 1931 г.

РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 185. Л. l–9. Подлинник. Машинопись.

Первый документ – это резюме японского посла Хироты по поводу необходимости начать войну с СССР, переданное в японский Генеральный штаб.

Читаем.

«Посол Хирота просит передать его мнение начальнику Генштаба Японии относительно государственной политики Японии:

"По вопросу о том, следует ли Японии начать войну с Советским Союзом, считаю необходимым, чтобы Япония стала на путь твердой политики в отношении Советского Союза, будучи готовой начать войну в любой момент.

Кардинальная цель этой войны должна заключаться не столько в предохранении Японии от коммунизма, сколько в завладении Сов. Дальним Востоком и Восточной Сибирью"».

Вот и ответ на вопрос, была ли интервенция фантазией Сталина, надуманным поводом обвинить участников процесса Промпартии в измене, или опасность интервенции против Советской России действительно существовала.

Теперь читаем второй документ из этой папки – доклад японского военного атташе Касахары, направленный в Генеральный штаб и высшему руководству страны.