Борис Маркович Таль (Криштал),
которого Мехлис в записке Сталину обвиняет в контрреволюции, – предшественник Мехлиса на посту зав. отделом печати, участник Гражданской войны, доктор экономических наук. Именно Таль был переводчиком на встрече Сталина с немецким писателем Лионом Фейхтвангером. Борис Маркович Таль был расстрелян через год после роковой записки Мехлиса. Механизм обвинения и доведения дела до суда и высшей меры аналогичен тому, по которому велось дело Промпартии, с той только разницей, что Сталин не писал конспект будущего дела вредителей из ОГИЗа. По сталинским лекалам это делали уже сами соответствующие органы. То есть дело Промпартии с целью лишить будущих интервентов возможных союзников внутри СССР – крупное, но не единственное в решении этой задачи. «Профилактические» аресты проводились и в других ведомствах.В случае с расстрелом ОГИЗовского начальника Бориса Таля картина будет неполной, если не сказать о том, что сам Таль был одним из тех, кто и придумал борьбу с врагами в литературе. Именно он еще в 1923 году в журнале «На посту»
написал статью с многозначительным названием «Поэтическая контрреволюция в стихах Максимилиана Волошина». Так с легкой руки Таля была запущена череда публичных доносов в партийной прессе на писателей и поэтов. Спустя 15 лет сам Борис Таль падет жертвой доноса.Однако вернемся к письму Мехлиса по поводу того, что в ОГИЗе, учреждении, ведающем издательством книг, есть враги. Какова реакция Сталина на записку? Он переправляет ее Ежову с убийственной резолюцией, написанной от руки:
Обратим внимание на сталинскую лексику. Он не стесняется в выражениях, называет подозреваемых «мразью». Слова «нужно переарестовать» выглядят прямым указанием к действию.
Вот и ответ на вопрос: отдавал ли Сталин приказы на арест? Отдавал.
Ежов выполнил указание Сталина. В ОГИЗе прошли чистки, часть руководителей была арестована, ряд из них расстреляны. Среди арестованных оказался и Таль, который когда-то сам написал донос на Волошина. Такой вот получился круговорот доносов со смертельным исходом.
Можно ли сказать, что Сталин никогда не сомневался в виновности тех, кто попадал в репрессивные списки?
Нет, так сказать нельзя. Анализ документов свидетельствует о том, что Сталин верил материалам дела, но если ему казалось, что человек невиновен, он мог за него заступиться. Наиболее яркое доказательство этому – дело командарма Иона Якира.
В современную историю он войдет как безвинная жертва сталинских репрессий. А еще – как сочинитель покаянного письма, с которым уже после ареста униженно обращается к Сталину с просьбой о помиловании. Вот эти леденящие душу строки насмерть напуганного человека.
Рис. 158.
Письмо И. Э. Якира И. В. Сталину.
9 июня 1937 г.
Однако у этого письма и вообще у всего дела репрессированного командарма Якира есть малоизвестная предыстория. Дело в том, что Якир был протеже Сталина. Именно Сталин предлагал ставить его на новые и новые должности. Более того, именно Сталин заступился за Якира, когда появилась информация о том, что Якир замечен в нежелательных контактах. Вот это малоизвестное письмо, в котором Сталин заступается за Якира и пишет буквально следующее:
Согласимся, такие слова, да из уст Сталина, когда Якир уже одной ногой в камере, дорогого стоят. То есть из письма видно, что Сталин не верил в виновность Якира и был против его наказания.
Что же происходит дальше?