Спросите Сталина. Честный разговор о важном сегодня

Считали ли иностранные правительства перевооружение Красной Армии доказательством того, что Сталин вынашивал планы внешней агрессии?

В качестве ответа на этот вопрос приведем выдержку из письма уже упомянутого японского генерала Касахары:

«В принципе СССР вовсе не агрессивен. Вооруженные силы организуются исходя из принципа самозащиты. Советский Союз питает страх перед интервенцией. Рассуждения о том, что постоянное прокламирование внешней угрозы является одной из мер внутренней политики, имеющей целью отвлечь внимание населения, вполне резонны, но все же основным стимулом в деле развития вооруженных сил СССР является страх перед интервенцией».

Эта выдержка из секретного донесения японского генерала дает убедительный ответ на вопрос, почему Сталин педалирует тему интервенции. Сталин, конечно, использует ее во «внутрисоветской повестке», как тонко подметил японский атташе. Но при этом считает интервенцию главной угрозой стране и, как видим, совершенно обоснованно.

Кстати, любопытна реакция Сталина на это письмо. Когда ему положили на стол его текст, Сталин подчеркнул слова о «координации усилий в давлении на СССР между Японией и Польшей и Румынией», а также слова о необходимости «принудить СССР продать территорию Дальнего Востока». Поверх этого текста Сталин своей рукой приписал буквально следующее:

«Значит, мы до того запуганы интервенцией, что сглотнем всякое издевательство?» (лист 7).

Становится понятно, что, отдавая должное серьезности проблемы внешней агрессии, Сталин опасался предательства внутри страны. Дело в том, что перехваченные документы о планах иностранных правительств совершить интервенцию содержали мысль о том, что важнейшим фактором ее успеха должна стать «поддержка планов интервенции внутри страны».

Именно поэтому процессами против части советской элиты, которая могла поддержать внешнюю агрессию, Сталин управляет лично.

Верил ли Сталин в виновность тех, против кого были выдвинуты обвинения в поддержке интервенции?

Сталинская переписка свидетельствует о том, что верил. Свято верил в то, что они либо уже предатели, либо, сложись обстоятельства, обязательно предадут. Почему он так думал? Потому что в этот период Сталин относился к советской элите с той же категоричностью, что и к белогвардейцам во время Гражданской войны.

В ноябре 1937 года заведующий отделом печати и издательства ЦК ВКП(б) Л. Мехлис направляет Сталину записку «О положении в ОГИЗе, как отдел печати туда посылал врагов».

ОГИЗ – это Объединение государственных книжно-журнальных издательств, которое занималось выпуском всех книг и журналов в стране. Они выпускали учебники, художественную, специальную, техническую литературу. Этот самый ОГИЗ и стал объектом пристального внимания со стороны Мехлиса.

Что важно понять: Мехлис в этот период к «органам» не имел никакого отношения, он – зав. отделом ЦК. Должность сугубо гражданская. Однако о врагах среди издателей сообщает Сталину именно он.

Вот что пишет Мехлис в своей записке:

«…Только сейчас начинает во всех подробностях выясняться картина вопиющих преступлений Таля и его сподвижников, засылавших в ОГИЗ врагов народа, троцкистских и прочих шпионов…»[89]