Спуститься на землю (Колонизация — 2)

“Он продавал рыбу в маленьком магазинчике на улице Убежища, недалеко от гавани”, - ответила Моник, когда пара машин СС с визгом остановилась и из них высыпали немцы в форме. У всех, кроме Моник, внезапно нашлись срочные дела в другом месте.

“Он имел дело с рыбаками, не так ли? Может быть, он тоже был контрабандистом”, - сказал Кун и начал разговаривать со своими коллегами-нацистами. Возможно, он забыл о Моник. Но когда она начала возвращаться в многоквартирный дом, Кун покачал головой. “Нет, ты пойдешь с нами во Дворец правосудия и ответишь на другие вопросы”. Должно быть, она выглядела такой же испуганной, как и чувствовала, потому что он добавил: “Это будет не так плохо, как в прошлый раз. Даю тебе слово чести”.

И это было не совсем так.

Как только Рэнс Ауэрбах начал привыкать к этому, он обнаружил, что Шестой округ Кейптауна, в конце концов, не такое уж плохое место. Да, ему приходилось обращаться с неграми так, как будто они были такими же хорошими, как и все остальные. Ему даже приходилось время от времени выполнять их приказы. Для техасца это было нелегко. Но после того, как он преодолел препятствие, у него начались довольно неплохие времена.

Все в Шестом округе, черно-белые и цветные (различие между чистокровными неграми и полукровками в США не утруждали себя рисованием) и индейцы, суетились изо всех сил. У некоторых людей была честная работа, у некоторых работа была не очень честной. У многих людей были оба вида работы, и они бегали как маньяки задолго до того, как солнце взошло над Столовой горой, и еще долго после того, как оно село в Южной Атлантике.

Рэнс не смог бы бежать как маньяк, даже если бы захотел. Подниматься и спускаться по лестнице в квартиру, которую он делил с Пенни Саммерс, было достаточно, чтобы заставить его задыхаться. Когда он шаркал по улицам возле многоквартирного дома, где он жил, дети всех цветов кожи смеялись над его шаркающей походкой. Они называли его Стампи, может быть, из-за его палки, может быть, просто из-за того, как он ходил.

Ему было все равно, как его называли. Дети в Штатах тоже думали, что у него забавная походка. Черт возьми, даже он думал, что у него забавная походка. Но он мог добраться до салуна "Бумсланг" в паре кварталов от своего жилого дома, и в большинстве случаев это было настолько далеко, насколько он хотел идти.

Бумсланг, как он выяснил, означал древесную змею, причем один конкретный и особенно ядовитый вид древесной змеи. Учитывая, какую гадость подавали в этом заведении, он мог понять, как оно получило свое название. Но это было близко, это было дешево, и толпа, несмотря на то, что она была всех цветов кожи, была такой же живой и интересной, какую он когда-либо встречал в баре.

К своему удивлению, он обнаружил, что интересен другим посетителям Boomslang. Его американский акцент делал его экзотичным как для белых, так и для черных. Так же, как и его испорченный голос. Когда люди узнали, что он был ранен в бою с ящерами, он завоевал уважение за храбрость, если не за здравый смысл.

Но когда они узнали, как он оказался в Южной Африке, он завоевал ... интерес. Однажды вечером, немного приподнявшись после нескольких часов, проведенных в салуне, он пришел домой и сказал Пенни: “Половина людей в этой чертовой стране либо занимаются контрабандой имбиря, либо хотят заниматься, если послушать, что они говорят”.

Его девушка запрокинула голову и рассмеялась. “Ты только что догадался об этом, Рэнс? Черт возьми, дорогой, если бы я захотел, я мог бы уже давно вернуться к бизнесу. Но я относился к этому спокойно, понимаешь, что я имею в виду?”

“Ты?” Ауэрбах почувствовал, как виски поет в нем. Это не сделало его глупым, но это заставило его меньше заботиться о том, что он говорит. “С каких это пор ты вообще поверил в то, что нужно относиться ко всему легко?”

Пенни Саммерс покраснела. “Ты действительно хочешь знать? С тех пор, как эти проклятые нацисты направили все оружие в мире прямо мне в голову и отправили нас с тобой в тюрьму в Марселе, вот тогда”. Она вздрогнула. “А потом, после того как Ящеры вернули нас, они могли запереть нас в своей собственной тюрьме и выбросить ключ. Так что я не горю желанием давать им еще один шанс сделать это. Спасибо, но нет, спасибо ”.

Ауэрбах уставился на него. Из всех вещей, которых он ожидал, осторожность Пенни была одной из последних. “Ты хочешь сказать, тебе нравится так жить?” Его взгляд окинул маленькую тесную квартирку. Если бы он не был осторожен, он бы ободрал костяшки пальцев о стену.

“Нравится? Черт возьми, нет”, - ответила Пенни. “Нравится больше, чем милая, теплая, уютная камера, где до конца моих дней не на что смотреть, кроме ящериц? Черт возьми, да”.

“Будь я проклят”, - удивленно произнес он. “Они действительно вселили в тебя страх Божий, не так ли?”