Спуститься на землю (Колонизация — 2)

Она подошла к нему и положила руки ему на плечи. Это не было прелюдией к поцелую, как он надеялся вначале. “Послушай меня”, - сказала она так серьезно, как он никогда ее не слышал. “Послушай меня хорошенько. Мы доставили этим чешуйчатым ублюдкам много неприятностей, я имею в виду много неприятностей. Если ты думаешь, что они не присматривают за нами, чтобы убедиться, что мы хорошие маленькие мальчики и девочки, ты сошел с ума. Хочешь поспорить со мной? Сколько у тебя?”

Ауэрбах подумал об этом. Он думал медленнее, чем следовало, но все равно соображал довольно четко. Закончив, он покачал головой, хотя от этого заболело его поврежденное плечо. “Нет. Это все равно что сделать рейз с парой пятерок против парня, у которого на руках четыре бубны ”.

Теперь Пенни действительно поцеловала его, поцелуй в губы, который не имел ничего общего с похотью, а скорее с благодарностью. “Видишь, Рэнс?” сказала она. “Я знала, что ты не тупой”.

“Только о тебе”, - ответил он, что заставило ее рассмеяться, хотя он и наполовину не шутил. Он вздохнул и продолжил: “Но если ты их послушаешь, половина парней из "Бумсланга” время от времени пробовали "Ящериц"".

Пенни снова рассмеялась. “Сколько ты выпила, детка? Должно быть, чертовски много, если ты настолько глупа, чтобы верить тому, что говорят завсегдатаи баров. И даже если они продали какой-нибудь несчастной чертовой ящерице пару кусочков, ну и что? Это мелочь за гроши. Если я когда-нибудь начну играть в эту игру здесь, внизу, это будет не ради пятицентовиков, и ты можешь поставить на это свой последний доллар ”.

“Если ты попадаешь в беду, ты хочешь попасть в кучу неприятностей - вот что ты мне говоришь”. Теперь Рэнс кивнул; это действительно звучало как Пенни Саммерс, которую он знал последние двадцать с лишним лет. Пенни… о ней можно многое сказать, но она никогда ничего не делала наполовину.

Она тоже это знала. “Я вдоволь надул своих приятелей, прежде чем прибежал обратно к тебе”, - сказала она. “Если я когда-нибудь попробую сделать это снова, я сделаю это один-единственный раз, а потом отправлюсь на Таити или на один из тех маленьких островов, которыми управляет Свободная Франция”.

Свободная Франция была шуткой, но полезной шуткой. Японская империя могла бы изгнать французов с их островов в Южной части Тихого океана. То же самое могли сделать США. То же самое могли сделать ящерицы, вылетевшие из Австралии. Никто не беспокоился. Нейтральная территория, где никто не задавал кучу вопросов, была слишком полезна для всех.

“Я мог бы пойти на это”, - согласился Рэнс. Джинджер, которого они с Пенни загнали в Мексику, должен был раздобыть им заначку, которой хватило бы на Таити. Ауэрбаху нравилась идея о девушках с островов, не обремененных одеждой или ханжеством. Но все вышло не так, как они задумывали, и поэтому…

Пенни сказала: “Я скажу тебе еще раз, сладкая: ты не найдешь там, в чертовом Бумсленге, ничего, что могло бы привести нас к Свободной Франции. И если вы найдете это в Бумсленге, то ставлю доллары на пончики, что кто-то пытается нас подставить. Хочешь быть лохом, валяй, но не впутывай меня, хорошо?”

“Хорошо”, - сказал Ауэрбах, а затем зевнул. “Давай ляжем спать”.

“Что ты это имеешь в виду?” Спросила Пенни.

“Будь я проклят, если знаю”, - ответил он. “Встретимся в спальне, и мы оба узнаем”. Пять минут спустя с кровати донесся храп двух пар.

Пару вечеров спустя Рэнс и Пенни вместе ходили в Бумсланг. Она не ходила с ним все время, но и не испытывала постоянной боли. Когда она все-таки заходила в салун, на нее всегда бросали восхищенные взгляды не только белые, но и чернокожие. Это была еще одна вещь, к которой Ауэрбаху пришлось здесь в спешке привыкать. Подобные взгляды негров в Техасе могли бы возбудить пчелу линчевателя. Он понял, что то же самое было верно в Южной Африке до появления ящериц. Это больше не было правдой.

Рэнс пил скотч, которого никогда не было в пределах пяти тысяч миль от Шотландии. Пенни ограничилась светлым пивом "Лайон". Барменша отвела одного из других постоянных посетителей наверх. “Даже не думай об этом, бастер”, - пробормотала Пенни.

“Я не буду”, - пообещал Рэнс. “Она невзрачная”. Пенни фыркнула.

Через некоторое время крупный, широкоплечий чернокожий парень, которого Ауэрбах знал только как Фредерика - подчеркнуто, не как Фреда, - подошел и сел рядом с ним. “Это рыжий человек”, - сказал он рокочущим басом. Его улыбка была широкой и дружелюбной. Слишком широкой и дружелюбной, чтобы быть убедительной? Рэнс никогда до конца этого не понимал, что означало, что он оставался настороже, когда дело касалось Фредерика. Чернокожий мужчина склонил голову к Пенни. “А это рыжая леди?”

Его музыкальный акцент сделал вопрос менее оскорбительным, чем это могло бы быть в противном случае. Пенни вскинула голову. “Во мне много имбирного, приятель, - сказала она, - но за меня говорят”. Она положила руку на плечо Рэнса.