Ребекка отбывала наказание за убийство: она нанесла своему парню более пятидесяти ударов ножом. Была чрезвычайно жестокой и страдала расстройством личности.
Нападения на надзирателей доставляли ей особое удовольствие.
Ее фишкой было прятаться под одеялом и притворяться, что она мертва. Ребекка была похожа на богомола, который лежал в засаде и был готов напасть на каждого, кто придет его проверить.
Проблема была в том, что ранее у нее были попытки самоубийства. Она много раз пыталась задушить себя различными способами, например, сдавливая горло простыней или резинкой от трусов. Правда, мы всегда вовремя ее спасали.
Это означало, что мы никогда точно не знали, притворяется она или же действительно покончила с собой. Это была русская рулетка: мы рисковали жизнью, чтобы выяснить. Тем не менее я никому бы не позволила умереть в мою смену. Была половина девятого утра, и я была надзирательницей больничного корпуса В1.
– Нам придется войти.
Ди нажала на тревожную кнопку. Нам требовалось подкрепление, но мы не могли ждать, когда все придут. Нужно было попасть внутрь как можно быстрее, поскольку Ребекка действительно могла попытаться убить себя.
Мы отперли дверь и ворвались внутрь. Я откинула одеяло и увидела очень даже живую Ребекку Смит. Одним плавным движением она вскочила с кровати и напала на нас с силой десяти мужчин. Она махала кулаками и пиналась во всех направлениях. Из ее горла вырвалось низкое гортанное рычание.
– Ой! – Это было единственное слово, которое мне удалось произнести, пока она колотила нас.
Еще более дьявольской ситуацию сделало то, что она обмазалась детским маслом, купленным в столовой, поэтому каждый раз, когда мы пытались схватить ее и надеть на нее наручники, она выскальзывала. Это был известный прием, который применяли многие заключенные.
Мы еще немного поборолись, а затем мне каким-то образом удалось ее схватить. Когда я сомкнула руки вокруг ее туловища, она опустила голову, открыла рот и вонзила зубы мне в руку.
– Ди, она укусила меня! – закричала я.
Ди потянула ее и попыталась разжать челюсти. Это было бесполезно: Ребекка была похожа на собаку с костью, которую она не собиралась отдавать.
Боль была невыносимой. Я видела, как кровь пузырится у нее под зубами. Как уже говорила, я очень боюсь крови, особенно своей собственной. Я чуть не потеряла сознание.
В итоге единственное, что могла сделать Ди, чтобы спасти мою руку и оторвать от меня Ребекку, было ударить заключенную в лицо. Это была крайняя, но необходимая мера.
Ребекка разжала зубы, но уже через несколько секунд она снова на нас набросилась. Вместе мы оттолкнули ее, и это позволило нам выиграть время, чтобы выскочить из камеры и запереть дверь.
Мы прижались спиной к стене, пытаясь восстановить дыхание.
Бедная Ди повредила спину. Она едва могла выпрямиться. Моя рука была в ужасном состоянии: на ней были следы зубов, и кожа была разорвана. Кровь стекала по руке.
Я запаниковала. Ребекку никак нельзя было назвать чистюлей. До убийства своего парня она жила на улице. Я боялась, что заразилась чем-то опасным. У нее вполне мог быть гепатит В, гепатит С или ВИЧ.
На скорой помощи я поехала в Уиттингтонскую больницу на севере Лондона, чтобы обработать раны и сдать кровь на анализ. Когда меня доставили в отделение неотложной помощи, приняли сразу.
Врачи и медсестры очень хорошо относились к тюремному персоналу, потому что мы были «постоянными клиентами».
Меня положили на койку, и синюю штору кабинки задвинули для приватности.
– Будет больно, – предупредила меня медсестра. Прежде чем я успела переварить ее слова, она протерла место укуса дезинфицирующим раствором, в котором, должно быть, содержалась соляная кислота.
О. Мой. Бог. Барометр боли зашкалил. Казалось, меня придется соскребать с потолка.
Немного позднее, когда жжение утихло и я снова смогла составлять предложения, я спросила, все ли со мной будет в порядке. В те годы результатов теста на ВИЧ нужно было ждать неделю, и, разумеется, вирусу могло потребоваться до трех месяцев, чтобы он проявился в организме, поэтому мне назначили повторный анализ. В этот период я сильно нервничала.
Я была напугана и злилась на тюремных медсестер на то, что они скрывали от меня информацию о заболеваниях Ребекки. Они сказали, что это было бы нарушением конфиденциальности. По этой причине мне пришлось тревожиться несколько месяцев. Несправедливо.
Хуже всего то, что, когда дело о нападении Ребекки рассматривалось в Магистратском суде Марилебона, судья сказал пару оскорбительных слов в наш адрес.