Среди убийц. 27 лет на страже порядка в тюрьмах с самой дурной славой

Эти люди в костюмах, вооруженные калькуляторами, приехали к нам и три месяца изучали всю нашу документацию. Они смотрели на графики смен, состав сотрудников и служебные обязанности каждого работника. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понимать, что на самых опытных сотрудников уходит больше всего денег, поэтому наиболее быстрый способ сэкономить – это избавиться от них. Сократить их обязанности. Уменьшить численность сотрудников. Заставить руководителей выполнять функции надзирателей. Все это было сделано безжалостно и мгновенно.

Я отвечала не только за зону для посетителей, приемное отделение, тюремные ворота, пункт управления, безопасность и сбор информации, но и за самую большую команду сотрудников, состоявшую почти из трехсот человек. Чуть ли не за ночь меня лишили половины обязанностей. У меня забрали практически все, кроме отдела безопасности, сбора информации и работы с кинологами.

Значимость некоторых задач, например посещения заключенных, была понижена и передана «начальнику номер пять». Численность сотрудников на смене сократилась с 24 надзирателей до 10 и пары руководителей.

Мне казалось, что меня изнасиловали. Понимаю, это звучит слишком громко, но меня лишили всего, над чем я так усердно работала.

Я не могла дать отпор, потому что нужно было экономить деньги.

Я понимала, почему мы это делаем, но не могла принять, поскольку тюрьма становилась более уязвимой, когда на руководящих должностях оказывались менее опытные люди. Недостаточно сотрудников понимали, что они делают. Например, если во время свиданий в зоне для посетителей присутствовало в два раза меньше надзирателей, в тюрьму могло попасть больше наркотиков. Сокращения шли вразрез со всем, чего я пыталась достичь. Можете себе представить, каково мне было построить Изумрудный город, пусть даже чуть более мрачный и заселенный крысами, а потом увидеть, как он рушится на глазах?

Душа выворачивалась наизнанку. Мне платили за то, чтобы я поддерживала безопасность в тюрьме, но я не могла этого сделать. Хорошие дни действительно миновали. Я заметила, что стала вступать в слишком большое количество споров. Проверяющие просматривали мои документы и говорили, что мне не нужно это, это и вот это, а я огрызалась и говорила, что нужно. «Вот почему Уормвуд-Скрабс находится в таком хорошем состоянии!» – возражала я. Мои слова оставались без внимания.

Я представляла свое имя на маркерной доске в головном офисе, которое начальству не терпелось стереть. Работая в тюремной системе с 1986 года, я была одной из тех, кто обходился правительству «слишком дорого». Хотя я улучшила показатели тюрьмы и сделала ее гораздо более безопасной, я была лишь суммой. Меня можно было заменить. Всегда найдется человек, который согласится выполнять ту же работу за меньшие деньги. Тюремная система была миром, где резали глотки.

Делать больше за меньшие деньги – вот ее девиз, и она точно следовала ему.

Сначала я, как обычно, боролась с эмоциями, пытаясь их подавить. Закапывала в себе гнев. Сглатывала его, но продолжала чувствовать горечь. Ярость и разочарование превратились в боль, и однажды ночью я поняла, что не могу больше ее выносить.

Джу заметила, что меня что-то тревожит, хотя я делала вид, что смотрю телевизор.

– Ты хочешь поговорить? – спросила она.

Это было прекрасным аспектом дружбы с Джу. Так как мы работали вместе, она понимала, что я чувствую. Она тоже столкнулась с серьезным стрессом, вызванным сокращением бюджета на здравоохранение.

– Ради чего так стараюсь? – сказала я, пожимая плечами.

Это чувство меня пугало, ведь ранее я никогда не задавалась вопросом, зачем прилагаю усилия. Делала это просто из любви к своей работе.

– Какой во мне смысл, если я прилагаю столько усилий, а у меня просто все отнимают, – сказала я дрожащим голосом. Глаза наполнились слезами. Я отвернулась, борясь с приливом чувств.

– Расстраиваться – это нормально, – сказала Джу, положив свою руку на мою. От этого я расстроилась еще сильнее. Почему всегда самые маленькие проявления доброты заставляют меня терять над собой контроль?

Я закусила губу и выпалила:

– Не уверена, что могу и дальше там работать.

В комнате воцарилась тишина, пока Джу продолжала гладить мою руку и утешать меня. Я просто высказала ей свое недовольство. Сбросила груз с души. Не ожидала, что разговор зайдет дальше, и уж точно не думала, что Джу воскликнет:

– Увольняйся!

Я подняла глаза, уставившись на нее со смесью шока и недоумения.

– Что?

– Почему бы тебе не уволиться? – сказала она с доброй улыбкой. – Просто уходи.

– Но чем я буду заниматься? – ответила я в панике. – Тюрьма – это вся моя жизнь.

Мне было 50, до пенсии оставалось 5 лет. Я ничего не знала, кроме тюрьмы. Я провела там 27 лет. Это был мой дом. Коллеги стали мне родными.