— Оно и правда
Бенджамин уже успел этому удивиться. Бомба рванула в поезде, на станции подземки «Парсонз-Грин», сегодня утром. Более двадцати человек получили увечья, в основном ожоги, им оказывали помощь. Такие вот несчастные случаи обычно расстраивали Лоис ужасно.
— То, что случилось с Малколмом — и со мной, — это сорок лет назад. Не хочу я больше… в этой тюрьме.
— Прекрасно, — сказал Бенджамин. — Молодчина.
— И это несправедливо по отношению к Крису. Его тоже надо отпустить.
Бенджамин впитал эти слова и торжественно кивнул. Всего этого оказалось сразу слишком много.
— Ты, похоже, уже все решила в любом случае, — сказал он.
— Решила. Легко не будет — не будет и быстро. И одна я не смогу. Мне нужна помощь.
Их взгляды встретились. В тот миг им вновь было девятнадцать и шестнадцать, они стояли на этом же холме, рука в руке, в другой осенний день — в день, который теперь, казалось, невозможно далеко в прошлом, но вместе с тем — для них обоих — навеки в настоящем.
— Твоя, — договорила Лоис.
35
От:
Эмили ШэммаОтправлено:
Понедельник, 2 октября, 2017 11:33 AMКому:
Софи Коулмен-ПоттерТема:
Следующая неделяДорогая Софи
Я очень рада, что вы вновь преподаете, и с нетерпением жду этого семестра, чтобы вместе поработать. Этим письмом сообщаю вам, что моя (долго откладывавшаяся) оп-я назначена на этот четверг (5-е). Поскольку они меня продержат по крайней мере неделю, похоже, я пропущу первый семинар
по американскому модернизму, который 11-го. Прошу прощения.
Да, отн. даты нашего занятия один на один: я бы мощно и решительно предпочла 24 октября.
Через шесть дней, 8 октября, Софи тоже приняла решение, подчинившись порыву.
Воскресенья по-прежнему оставались самыми странными днями — днями, когда она предельно остро ощущала, что, похоже, скучает по Иэну и хочет поговорить с ним. Что парадоксально в самом деле, если учесть, как обижали ее эти одинокие воскресные утра в квартире, пока он играл в гольф и обедал с матерью. Но и в ту пору, впрочем, впереди всегда было его возвращение ближе к вечеру и совместный ужин. Здесь, в Хэммерсмите, ничто не прерывало день, воскресенья тянулись словно бы вечно, пустые и бесформенные. Обычно Софи рвалась убраться из крошечного дома в ленточной застройке, который она снимала еще с тремя людьми (и все равно платила за это целое состояние). В ее комнату — аккурат того размера, чтобы в ней помещались кровать, стол и комод, и никакого пространства между ними, — до двух часов дня не заглядывало солнце, и Софи по утрам уходила гулять вдоль реки, если погода позволяла, или сидеть в каком-нибудь «Старбаксе» или «Прете», если нет. Читальные залы Британской библиотеки чаще всего закрыты, там пристанища не найти. Раз или два она пыталась добраться до самого университета, но гуманитарный факультет по воскресеньям казался местом безлюдным, безмолвным и заброшенным. Иногда она навещала Соана и Майка, но они частенько бывали заняты, и она стала замечать, что, при всей ее любви к этому городу, друзей у нее тут немного. Ее соседи оказались милыми людьми, но у нее с ними было мало общего, и все они лет на десять младше. Софи в свои тридцать четыре ощущала, что ей уже поздновато снимать жилье с кем бы то ни было вместе, но жить в Лондоне самой по себе, на лекторскую зарплату, можно только вот так.
В это воскресенье Софи не покидала мысль, что Эмили Шэмма приходит в себя после большой операции в больнице всего в нескольких сотнях ярдов от ее дома. У Эмили, несомненно, нет недостатка в посетителях, но стоило Софи задуматься, не навестить ли ее, эта затея окрепла и уже не желала уходить. Софи хранила теплое воспоминание об их последнем разговоре у нее в кабинете больше года назад, и они с тех пор не виделись. (Как и говорила Эмили, переходный период оказался напряженным, и она решила прервать учебу на год.) И вот в два часа пополудни Софи, вооружившись коробкой бельгийского шоколада, прибыла в больницу Чэринг-Кросс. Подошла к регистратуре, обратив внимание на то, что первые этажи британских больниц все больше похожи на супермаркеты, и из регистратуры ее тут же направили в палату к Эмили.