Эмили сидела в постели с закрытыми глазами. Выглядела бледнее обычного, рыжеватые волосы разметались по подушке, спутанные и влажные от пота. Дышала она тяжко. Софи решила, что Эмили спит, и уже собралась оставить шоколад на прикроватной тумбочке и тихонько убраться, но тут Эмили открыла глаза. Увидев Софи, она оторопела и вроде бы даже не сразу ее узнала. Но затем устало улыбнулась и, поморщившись, с усилием села повыше.
— Здравствуйте, — проговорила она. — Вот так… неожиданное удовольствие.
Софи положила шоколад на тумбочку и сказала:
— Я вот принесла вам. — Будто это было главной причиной посещения. — Все прошло хорошо? Как вы себя чувствуете?
— Я, блин, кошмарно себя чувствую, — ответила Эмили. — Но спасибо, что спросили. — Она заметила, что Софи колеблется, придвинуть ли стул, чтобы сесть. — Да, — поддержала ее Эмили. — Пожалуйста.
— Разбудила я вас? — спросила Софи.
— Нет, я не сплю по-настоящему. Толком не сплю, во всяком случае. — Улыбка у нее стала поувереннее, посмелее. — Я очень рада вас видеть. Надеюсь, вы пришли не домашнее задание мне дать или типа того.
Софи рассмеялась.
— Ничего такого. Я волновалась, хорошо ли вот так заявляться. Думала, у вас тут, может, прорва посетителей.
— Мама едет из Кардиффа, — сказала Эмили. — Скоро будет. Но врачи меня предупредили, чтоб гостей было поменьше. Говорят, отдых сейчас важнее.
— Я ненадолго.
— Рада вам, — повторила Эмили.
Софи потянулась к ней, сжала ей руку. Она оказалась очень холодной. То был миг близости, единства, какой она хотела разделить с Эмили с того дня, когда та появилась у нее в кабинете — извиниться и предложить поддержку. Софи подержала Эмили за руку несколько секунд; об этой привлекательной загадочной студентке, ненароком подпортившей Софи карьеру, было очень мало что известно.
— Вы сами оттуда? — спросила она. — Из Кардиффа?
Эмили кивнула.
— Вам интересно, откуда такая фамилия, да? Она арабская. Отец приехал из Ирака в восьмидесятые, учиться архитектуре. Они с мамой познакомились в Кардиффском универе — и вот. Поженились, и он остался. На самом деле меня зовут Аль Шамма’а. (Она произнесла это с сильным ударением на длинный последний слог.) Все произносят неверно. Я уже и не заморачиваюсь поправлять.
— Так вы, значит…
— Наполовину арабка, наполовину валлийка. Первое имя — Эмлин, до того, как сменила. Эмлин Аль Шамма’а. Язык сломаешь немножко.
Усилия, нужные для разговора, ее, казалось, утомляли. Она потянулась за стаканом с водой, Софи наполнила его и передала ей. Эмили отхлебнула совсем чуть-чуть и вернула стакан.
— Не рискую много пить, — проговорила она, — а то вдруг опять пи́сать захочется.
— Больно, наверное, да?
— Не только это — все разливается куда попало. В смысле, как вы… как вам удается…
Софи не ожидала, что ее так быстро втянут в подобную беседу.
— Тренировка, наверное. Рискну предположить, что вы привыкнете. — И далее осторожно спросила: — Еще какие-то…
— …связанные с влагалищем вопросы? Нет, не сейчас.
Софи заметила, что Эмили опять поморщилась.
— Ужасно болит, наверное.
— Это все потому, что у меня там два бужа, чтобы не смыкалось.
— О-ой…
— Приходится держать их внутри по двадцать минут, пять раз в день.
—
— Давайте оставим тему моих новых гениталий, может?
— Отличная мысль, — сказала Софи.
— Я видела одну телепрограмму с вашим участием. Здорово. Вы очень хорошо держитесь перед камерой.
— Спасибо.
— Надеюсь, универ доволен? Повышает им престиж немножко, надо полагать.
— Кстати сказать, — проговорила Софи, — они вам сообщали, что жалобу Кориандр на меня в конце концов отставили?
— Нет.
— Мне тоже. Я просто получила сообщение, что слушание прошло в мою пользу и все мои курсы восстановили. Меньше чем через неделю после того, как я написала им, что собираюсь вести телепрограмму. Возможно, совпадение.
— Ух ты, — сказала Эмили. — Весь стыд люди растеряли.
— У вас усталый вид, — сказала Софи. — Может, мне пора.
— Я и впрямь в лоскуты. Такое ощущение, что уже никогда не сможешь ни ходить, ни есть, ни делать что бы то ни было нормально. Но приятно быть вместе с кем-то. Больницы — места очень одинокие. Вы первый человек, с которым я за весь день поговорила, если не считать медсестру, которая заходила сменить мне капельницу.
— Вы тоже первый человек, с которым я сегодня поговорила.
Получалось так, будто это не просто такой вот факт. Прозвучало это как предложение доверия, и Эмили, какой бы измученной она ни была, хватило чутья, чтобы это уловить.
— О? — заговорила она. — Я всегда думала… — Тут она побоялась зарваться. — Не знаю… что у вас семья или как-то. Муж, дети. Что у вас с этим все сложилось.
— Муж у меня как раз есть, — отозвалась Софи. — Он просто не живет сейчас со мной. Видимо, у нас с ним пробное расставание.
— А. Как жалко. Когда это случилось?
— Уже месяцев девять. Я говорю, что это пока пробно, однако, если честно, все больше напоминает постоянное положение дел.
— Вы пробовали терапию и всякое такое?
— О да. Очень специфическую терапию, скажу я вам. Пост-Брекзит-терапию.