Средневековая философия и цивилизация

Ошибка состоит лишь в суждении, когда мы объединяем две концепции и заявляем, что их сути совпадают, хотя в реальности они находятся в разладе. Это следует из того, что разум в нашей жизни обладает истинной ценностью; это не сбившийся с пути блуждающий огонек, который уводит в сторону того, кто ему доверяет, – это факел, который освещает дорогу.

Но то, что понимает интеллект, лишь малая толика реальности, следовательно, нужно понимать, что у разума есть предел. Интеллектуальное знание несовершенно и неадекватно. Во-первых, потому, что наши идеи черпаются из сути чувственного восприятия, из чего следует, что мы не можем хорошо знать больше, чем реальности ощущений; соответственно, сверхчувствительное можно познать лишь по аналогии. С этой точки зрения человеческий интеллект больше не является могучим орлом, а крылатым созданием ночи, летучей мышью (noctua), которая с трудом переносит яркий солнечный свет – сферу сверхчувствительного. Более того, даже материальная реальность оценивается несовершенными процессами. Мы знаем только общее определение существа, общее понятие, например, жизни или движения в различных живущих или двигающихся сущностях. Природа индивидуального, как таковая, ускользает от нас, несмотря даже на то, что мы с Дунсом Скотом извлекаем нечто вроде спутанной интуиции из конкретного и единичного. Кроме того, эти общие понятия даже не обнаруживают то, что специфично в сущностях, которые известны; действительно, мы применяем то же самое общее понятие жизни к растениям, животным и людям, и мы приговорены к неведению сокровенной реальности, принадлежащей исключительно к жизни у каждого разряда этих живых существ. Следовательно, со всех сторон реальность превосходит знание; непознаваемое окружает нас со всех сторон.

III. В психологии (свободное волеизъявление)

И все же этот самый разум, столь великий и одновременно такой скромный, есть король сознательной жизни. Он управляет охваченную желаниями жизнь, умеряя страсти и снижая аппетиты. Разум сияет, словно факел, который освещает и направляет волю, вынужденную или свободную. Мы желаем лишь то, что хорошо знаем, – nihil volitum nisi cognitum, – и уже это превосходство интеллекта над волей устанавливает зависимость воли от интеллекта.

Потому что мы разумные существа, свободное волеизъявление психологически возможно. Фома Аквинский, а также и Дунс Скот[199], – о которых так долго говорили, что они в этом придерживаются различных взглядов, – дают замечательное интеллектуальное объяснение свободы, которое нельзя найти ни в одной из предшествующих систем.

Нас тянет к добру. Это означает, мы склонны желать все, что представляет реальность, чтобы удовлетворить определенное не оставляющее нас стремление, – наше стремление, а именно стремление к тому, что считается подходящим для нас.

В то время как интеллект представляет себе сущности в абстракции, что неотъемлемо от сущности, поэтому он представляет себе добро как таковое, общее благо. Потому что, когда интеллект действует, он подчиняется закону своей энергии, и, делая это, он абстрагирует добро как таковое и видит в этой (или любой другой) сущности все хорошее, что в ней есть. Только совершенное благо может притягивать нас непреодолимо, потому что оно одно удовлетворяет это интеллектуальное стремление нашей натуры[200]. Тогда для воли невозможно не желать его. Если проявляется Бесконечное Добро, душа будет к нему стремиться, подобно тому как железо притягивается к магниту. Притягательность, которую мученики ощущали к благам этой жизни в тот самый момент, когда они предпочитали умереть, по замечанию Дунса Скота, есть признак и результат этой необходимой тенденции к добру, к добру как к совокупности.

Но на протяжении нашей земной жизни добро никогда не кажется нам нефальсифицированным; ведь у каждого блага есть предел под определенным углом зрения, ограничения воспринимаемы, каждое добро есть благо только в определенном аспекте; оно содержит недостатки. Тогда интеллект ставит меня перед двумя интеллектуальными суждениями. К примеру, для меня хорошо совершить путешествие, не предпринимать никакого путешествия также неплохо. Видите, я призван судить свои собственные суждения. Какое суждение я выберу? Решать должна воля, и она принимает решение свободно, ведь ни одно суждение не предписывает необходимого притяжения.