Читаем Средневековая философия и цивилизация полностью

Мы уже видели[274], какую важную роль играют стабильность и неизменность в концепции Вселенной в XIII веке. Сущности неизменны, и посредством их естественные виды неизменны; они есть имитации Божественной сущности; и степень подобия не изменяется. Из этого следует, что то, что составляет человека, его сущность, как тогда говорили, находится повсюду и всегда неизменна.

Нечто есть либо человек, либо не человек. Essentia non suscipit plus vel minus (существование не принимает модус более или менее). Точно так же первые принципы разума, то есть суждения, которые выражают фундаментальные отношения всех сущностей, предпосылки, что любая реальность может вступить в фактическое существование, стабильны и неизменны; их необходимость и их универсальность абсолютны.

Возьмем, к примеру, принцип противоречия: «то, что есть, не может не быть», или принцип причинной связи: quidquid movetur ab alio movetur (что бы ни двигалось, движимо другим). Схоластика ссылается на эти принципы как per se notae, познаваемые сами по себе; просто путем понимания субъекта и предиката можно постичь абсолютную необходимость отношений, которые их объединяют, независимо от всего опыта и в результате независимо от всего существования.

Первые принципы математики, хотя менее общи в том, что они имеют дело лишь с количеством, выражают таким же образом неизменные отношения.

Не иначе дело обстоит и с принципами морали и общественного порядка. С тем, что нужно творить добро и избегать зла, вряд ли кто-нибудь станет спорить. И то, что государство создано на благо индивидуумов, есть принципы, необходимые и постоянные, – это понятно; и мы видели, что существуют права, вытекающие из природы, которые ни одно человеческое законодательство не может нарушать. Тем не менее необходимость в этих моральных и социальных принципах есть другого рода, чем математические теоремы и принципы разума. Эти моральные принципы предполагают условие; а именно существование человечества в его существующем состоянии, – факт созидания. То же самое верно и в отношении принципов естественных наук. Отсюда подобные принципы не познаваемы простым анализом и сравнением их предмета и утверждения (per se notae); они явно опираются на наблюдение и опыт (per aliud nota)[275].

II. Прогресс в науке, морали, в светском и политическом правосудии, в цивилизации

С другой стороны, мир ограниченного существования влечет за собой изменения, и схоластика тщательно изучает проблему перемен. Доктрина акта и потенции – действенности и потенциальных возможностей в каждой меняющейся сущности – не что иное, как решение этой проблемы[276]. Изменения возникают повсюду в физическом мире. Но само изменение следует определенному единообразию, над ним доминирует конечная цель изменить себя, которая придерживается определенных закономерностей; в ней преобладает завершенность. Неизменная смена времен года, движение планет, цикл физических и химических законов, повторение жизненных циклов у растений и животных – все это демонстрирует поразительную регулярность, неотъемлемую в сфере перемен. Если рассматривать неорганические сущности, растительный и животный мир, это самое повторение не допускает никаких исключений. И не только виды неизменны, деятельность, демонстрируемая самыми разнообразными отдельными сущностями, не изменяется.

В отношении эволюции, как мы понимаем ее сегодня, динамическая метафизика схоластики не принимает и не исключает переход одних видов в другие. Этой проблемы не существует в XIII веке. И теория эволюции, и теория мутации несовместимы со схоластической теорией Вселенной. Действительно, как мы уже видели выше, субстанция всегда трансформируется в другие виды субстанции – и не важно, каким образом.

Но человеческие поступки, связаны ли они с тем же единообразием, или, наоборот, возможен ли человеческий прогресс на самом деле? Этот вопрос более интересен, поскольку в XIII веке люди считали, что он реализован в состоянии устойчивого равновесия, и поскольку их необычайный оптимизм заставляет поверить, что они достигли состояния близкого к совершенству. Соответственно, необходимо объяснить, что они считали, что человечество прошло через низшие ступени, чтобы достичь такой степени совершенства.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука
Очерки античного символизма и мифологии
Очерки античного символизма и мифологии

Вышедшие в 1930 году «Очерки античного символизма и мифологии» — предпоследняя книга знаменитого лосевского восьмикнижия 20–х годов — переиздаются впервые. Мизерный тираж первого издания и, конечно, последовавшие после ареста А. Ф. Лосева в том же, 30–м, году резкие изменения в его жизненной и научной судьбе сделали эту книгу практически недоступной читателю. А между тем эта книга во многом ключевая: после «Очерков…» поздний Лосев, несомненно, будет читаться иначе. Хорошо знакомые по поздним лосевским работам темы предстают здесь в новой для читателя тональности и в новом смысловом контексте. Нисколько не отступая от свойственного другим работам восьмикнижия строгого логически–дискурсивного метода, в «Очерках…» Лосев не просто акснологически более откровенен, он здесь страстен и пристрастен. Проникающая сила этой страстности такова, что благодаря ей вырисовывается неизменная в течение всей жизни лосевская позиция. Позиция эта, в чем, быть может, сомневался читатель поздних работ, но в чем не может не убедиться всякий читатель «Очерков…», основана прежде всего на религиозных взглядах Лосева. Богословие и есть тот новый смысловой контекст, в который обрамлены здесь все привычные лосевские темы. И здесь же, как контраст — и тоже впервые, если не считать «Диалектику мифа» — читатель услышит голос Лосева — «политолога» (если пользоваться современной терминологией). Конечно, богословие и социология далеко не исчерпывают содержание «Очерков…», и не во всех входящих в книгу разделах они являются предметом исследования, но, так как ни одна другая лосевская книга не дает столь прямого повода для обсуждения этих двух аспектов [...]Что касается центральной темы «Очерков…» — платонизма, то он, во–первых, имманентно присутствует в самой теологической позиции Лосева, во многом формируя ее."Платонизм в Зазеркалье XX века, или вниз по лестнице, ведущей вверх" Л. А. ГоготишвилиИсходник электронной версии: А.Ф.Лосев - [Соч. в 9-и томах, т.2] Очерки античного символизма и мифологииИздательство «Мысль»Москва 1993

Алексей Федорович Лосев

Философия / Образование и наука