Например, Франция Людовика IX, в которой передача власти, опирающейся на волю народа, видоизменила растущую власть короля с помощью определенной системы контроля; Англия XIII века и немного позднее поставила своих королей лицом к лицу с национальным парламентом; приблизительно в то же время Испания также получила свои кортесы, народные собрания, возникшие во времена централизованного правительства Кастилии и Арагона[271]
. Везде высочайшая прерогатива верховной власти состоит в использовании юридической власти, которая была не чем иным, как логическим следствием власти отдавать приказы и придавать им силу. Повсюду делались попытки к достижению более совершенной последовательности. Но, с другой стороны, эти попытки так и не достигли той формы административной централизации, которые нам известны в современном государстве.Тогда снова важно отметить, что доктрины томизма применяются к государствам, а не к нациям. Чувство любви к родине, которое появляется в Chanson de Roland («Песне о Роланде») – где говорится о la douce terre de France (о милой земле Франции), – находит свое место в системе моральных принципов Фомы Аквинского.
Он говорит о pietas (благочестии), которым мы обязаны нашей родной почве, – in qua nati et nutriti sumus (на которой были рождены и воспитаны), и он считает, что гражданин в долгу перед своей родиной, «debitor patriae»[272]
.Но нация означает больше, чем государство и родину. В нашей современной концепции нация предполагает весьма организованное государство, за которым стоит собрание традиций, с учреждениями, с правами и чувствами, с победами и страданиями и с определенным типом мышления (религиозным, моральным и артистическим). Это ее основы. Результатом явилось то, что эта связь, которая объединяет нации, выше всех психических по характеру (интеллектуальных и моральных), а не территориальная или расовая.
Так вот, европейские нации, определенные таким образом, не существовали в XIII веке: они были
Это было как раз потому, что государства в XIII веке не были оформлены в явно очерченные нации, что они имели больше общих черт, чем государства сегодня.
Но они находились на грани становления многонациональными. XIII век был подобен центральному плато, и потоки, которые стекали с него, прокладывали себе русла в различных направлениях.
Теория государства томизма представляет собой кристаллизацию политических опытов XII и XIII веков, но она также представляет собой подчинение феодальному гражданскому и каноническому праву, которые не делали ни малейшего прогресса в то время. Следовательно, три законодательные системы (феодальная, гражданская и каноническая) единодушны во стольких многих важных вопросах, таких как божественное происхождение власти, подчинение короля закону, характер короля как слуги справедливости, сила закона, вмешательство общества в делегирование власти князю и участие народа в правлении. Точно таким же образом естественное право для легалистов и канонистов было идеалом, к которому позитивное (гуманитарное) законодательство должно стремиться, и предписания естественного права должны быть заимствованы, насколько это возможно в существующих обстоятельствах[273]
.Наконец, теория государства XIII века поглощает и дополняет различные философские доктрины, которые обрели одобрение древних философов, таких как Манегольд Лаутенбахский и Иоанн Солсберийский.
Но она стала общественной философией, и она облекает все в синтез, которого не найдешь ни среди феодальных теоретиков, ни среди легалистов, ни среди канонистов, ни среди философов предшествующих веков. Она координирует все и привязывает доктрины, которые она создает, к системам психологии, морали, логики и метафизики. Это своего рода демократия,
Глава двенадцатая
Концепция человеческого прогресса
I. Постоянное и неизменное
Есть ли в схоластике XIII века место для теории прогресса? Этот вопрос имеет отношение не только к системе человеческих законов, это общая проблема, и, следовательно, ее нужно решать в соответствии с общими принципами. Давайте рассмотрим вкратце, как преуспела схоластика в согласовании постоянного и переменного и до какой степени она допускает возможность перемены к лучшему.