Читаем Средневековая философия и цивилизация полностью

Но масса граждан слишком многочисленна, слишком не сформирована, слишком ненадежна, чтобы осуществлять самой власть, которая была предназначена ей божественным указом. Соответственно, она, в свою очередь, делегирует свою власть. Обычно граждане поручают ее монарху; но не обязательно, потому что люди также могут делегировать ее аристократической или республиканской форме правления. Если люди делегируют ее монарху – и это обычная средневековая практика, – он представляет группу и обладает властью ради группы; ordinare autem aliquid in bonum commune est vel totius multitudinis, vel alicujus gerentis vicem totius multitudinis («определять что-либо к общему благу есть прерогатива или всего сообщества, или кого-то из тех, кто представляет правителя сообщества»)[257].

Следовательно, монарх есть только вице-регент. Это без преувеличений верно настолько, что (как мы уже видели в De Regimine Principum – «О правлении государей») обычно рекомендуется принять меры предосторожности, когда выбирают вице-регента. Действительно, как говорит Фома[258], «среди свободных людей, которые могут устанавливать законы для себя, разрешение, обусловленное популярностью определенных практик, постоянно поясняется обычаем и имеет больше веса, чем авторитет правителя, поскольку последний обладает властью законотворчества, только пока представляет волю народа». Итак, власть передается этим последовательным делегированием от Бога народу, от народа монарху. Исходным субъектом власти является целый коллектив. Люди обладают ею благодаря определенному врожденному титулу, который ничто не может уничтожить, но короли владеют ею, подчиняясь воле народа, которая конечно же может перемениться.

Тогда в истоках делегирования, осуществляемого народом королю, лежит контракт', в менее развитых государствах это рудиментарная или скрытая воля, но в государствах, достигших высшей степени организации, эта воля явная. Эта воля может самовыражаться тысячами различных способов, каждый из которых достаточен для того, чтобы обладание властью представить законным.

Этот средневековый принцип обретения власти по контракту находится в превосходном согласии с доктриной метафизики, что только индивидуум есть реальная сущность. Поскольку государство не является сущностью, воля государства есть не что иное, как сумма воли всех его членов; и государство не может существовать без взаимного доверия членов и тех, кто назначены управлять ими. И снова принцип находится в замечательном согласии с феодальным обществом и феодальной монархией, которая целиком основывается на пакте, pactum; на клятве верности вассала феодалу, которая является религиозной гарантией лояльности данному слову. Разве не пакты между королями и жителями самоуправляемых городов, баронами и прелатами являются основными принципами общественных институтов, которые окружают и способствуют созданию феодальной монархии? Когда одна из сторон контракта нарушает соглашение, другая сразу же отказывается от участия в сделке и оказывает сопротивление. История отношений между королями и их феодальными вассалами и самоуправляемыми городами полна случаями подобного сопротивления.

В принципе, как мы уже говорили, делегирование верховной власти народом, будь то монарху, или аристократии, или республике – одинаковой природы. В монархии есть преимущество, состоящее в том, что власть сконцентрирована и, как указывает Фома, отсутствие распространения более эффективно (как для благих, так и для дурных целей). Virtus unitiva magis est efficax quam dispersa et divisa («единая сила более действенна в исполнении намеченного, чем рассеянная или разделенная»)[259]. Но он продолжает и говорит, что сами обстоятельства должны решать в любой данный момент политической жизни народа, какая форма правления наилучшая, и эта дополнительная формулировка придает его теории ту эластичность, которая делает ее приспосабливаемой к любым сложившимся обстоятельствам.

IV. Лучшая форма правления в соответствии с философией Фомы Аквинского

Сам Фома, однако, демонстрирует очень заметное предпочтение смешанной форме правления (смешанной монархии), которую он считает самой совершенной реализацией этого народного делегирования, – и мы уже в общих чертах рассматривали эту форму. Эта смешанная система такова, что в ней верховная власть принадлежит народу, но в то же время сочетается как с выборной монархией, так и с олигархией, чтобы ограничить использование власти монархом. Общий план его системы намечен в этом классическом тексте:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука
Очерки античного символизма и мифологии
Очерки античного символизма и мифологии

Вышедшие в 1930 году «Очерки античного символизма и мифологии» — предпоследняя книга знаменитого лосевского восьмикнижия 20–х годов — переиздаются впервые. Мизерный тираж первого издания и, конечно, последовавшие после ареста А. Ф. Лосева в том же, 30–м, году резкие изменения в его жизненной и научной судьбе сделали эту книгу практически недоступной читателю. А между тем эта книга во многом ключевая: после «Очерков…» поздний Лосев, несомненно, будет читаться иначе. Хорошо знакомые по поздним лосевским работам темы предстают здесь в новой для читателя тональности и в новом смысловом контексте. Нисколько не отступая от свойственного другим работам восьмикнижия строгого логически–дискурсивного метода, в «Очерках…» Лосев не просто акснологически более откровенен, он здесь страстен и пристрастен. Проникающая сила этой страстности такова, что благодаря ей вырисовывается неизменная в течение всей жизни лосевская позиция. Позиция эта, в чем, быть может, сомневался читатель поздних работ, но в чем не может не убедиться всякий читатель «Очерков…», основана прежде всего на религиозных взглядах Лосева. Богословие и есть тот новый смысловой контекст, в который обрамлены здесь все привычные лосевские темы. И здесь же, как контраст — и тоже впервые, если не считать «Диалектику мифа» — читатель услышит голос Лосева — «политолога» (если пользоваться современной терминологией). Конечно, богословие и социология далеко не исчерпывают содержание «Очерков…», и не во всех входящих в книгу разделах они являются предметом исследования, но, так как ни одна другая лосевская книга не дает столь прямого повода для обсуждения этих двух аспектов [...]Что касается центральной темы «Очерков…» — платонизма, то он, во–первых, имманентно присутствует в самой теологической позиции Лосева, во многом формируя ее."Платонизм в Зазеркалье XX века, или вниз по лестнице, ведущей вверх" Л. А. ГоготишвилиИсходник электронной версии: А.Ф.Лосев - [Соч. в 9-и томах, т.2] Очерки античного символизма и мифологииИздательство «Мысль»Москва 1993

Алексей Федорович Лосев

Философия / Образование и наука