Читаем Средневековая философия и цивилизация полностью

Но как будет правительство выполнять свою функцию? Как оно поможет индивидууму достичь своей цели, которая, прежде всего, есть некое высоконравственное счастье, результат facultas contemplandi veritatem (способности созерцать истину)?[245] Ответ таков: осуществлением unitas multitudinis (единения сообщества), единения, случайного и внешнего, реализацией bonum commune (общего блага), которое является результатом гармоничной и совместной деятельности, исполняемой гражданином, – деятельности, которую De Regimine («О правлении государей») так старательно отличает от unitas hominis каждого индивида[246].

Правительство обременено тройным участием в делах нашей общей жизни [247]. Во-первых, оно должно упрочить (instituere) всеобщее благосостояние, охраняя мир внутри границ, иногда называемое convenientia voluntatum (согласие желаний)[248], побуждая граждан вести добродетельную жизнь и обеспечивая достаточное изобилие (sufficiens copia) для обеспечения жизненных потребностей. Общественное благосостояние, однажды упрочненное, должно впоследствии быть сохранено. Это осуществляется гарантированным побором представителей правительства; подавлением беспорядков, поддержанием нравственности через систему вознаграждений и наказаний; защитой государства от нападений внешних врагов. Наконец, правительство наделено третьей миссией, более расплывчатой, более гибкой: усовершенствовать (ut sit de promotione solicitus), пресекать злоупотребления, компенсировать недостатки, трудиться ради прогресса.

Bonum commune (общее благо), учреждаемое и поддерживаемое правительством, основывается на превосходной концепции солидарности: каждый хороший и добродетельный поступок, совершенный отдельным человеком, способен принести пользу обществу, членом которого он является как частица целого. Отсюда следует, что в государстве индивидуальное благо может приписываться всегда общему благосостоянию: ученый, который занимается исследованиями и преподает, монах, который молится и проповедует, – все они оказывают услуги обществу в той же степени, что и ремесленник, крестьянин и обычный труженик.

Фома Аквинский особо учит, что каждый добродетельный поступок (в сфере природы или приличий) может войти в состав общей или правовой справедливости (justifia generalis vel legalis); поскольку добродетель здесь с целью достижения общего благосостояния регулирует отношения поддержания порядка в поведении различных членов общества[249]. Эта концепция обретает особую значимость, характерную для общественного порядка в XIII веке, когда размышляешь о правителе как об облеченном полномочиями сделать действенной эту добродетель в justitia legalis (юридическом праве). Это он обладает добродетелью справедливости по праву главенствования (architectonice), и достопримечательным образом, тогда как его подчиненные обладают ею только в административной зависимости и вторично[250].

Правитель есть custos justi, хранитель справедливости; он есть justum animatum, олицетворение справедливости[251]. Он – общественный миротворец, посредством своего титула он наделен правом направлять деятельность своих подданных, приказывать молиться, или сражаться, или строить, или обрабатывать землю, – всегда ради величайшего общего блага[252].

Если тем не менее тому, кто правит, не удается воодушевиться этим пониманием общественного блага и он предается эгоистичному и капризному использованию власти, тогда его должны считать тираном.

Каждый трактат, написанный для принцев и будущих королей, выражает ужас перед тираном, который позволяет собственной личной выгоде брать верх над благом группы. Данте оставляет тиранам особое место в своем аду рядом с разбойниками и убийцами.

Каждый обосновывает целую систему гарантий, чтобы оберегать государство от тирании, которая столь противна его природе. Некоторые из этих гарантий профилактические.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука
Очерки античного символизма и мифологии
Очерки античного символизма и мифологии

Вышедшие в 1930 году «Очерки античного символизма и мифологии» — предпоследняя книга знаменитого лосевского восьмикнижия 20–х годов — переиздаются впервые. Мизерный тираж первого издания и, конечно, последовавшие после ареста А. Ф. Лосева в том же, 30–м, году резкие изменения в его жизненной и научной судьбе сделали эту книгу практически недоступной читателю. А между тем эта книга во многом ключевая: после «Очерков…» поздний Лосев, несомненно, будет читаться иначе. Хорошо знакомые по поздним лосевским работам темы предстают здесь в новой для читателя тональности и в новом смысловом контексте. Нисколько не отступая от свойственного другим работам восьмикнижия строгого логически–дискурсивного метода, в «Очерках…» Лосев не просто акснологически более откровенен, он здесь страстен и пристрастен. Проникающая сила этой страстности такова, что благодаря ей вырисовывается неизменная в течение всей жизни лосевская позиция. Позиция эта, в чем, быть может, сомневался читатель поздних работ, но в чем не может не убедиться всякий читатель «Очерков…», основана прежде всего на религиозных взглядах Лосева. Богословие и есть тот новый смысловой контекст, в который обрамлены здесь все привычные лосевские темы. И здесь же, как контраст — и тоже впервые, если не считать «Диалектику мифа» — читатель услышит голос Лосева — «политолога» (если пользоваться современной терминологией). Конечно, богословие и социология далеко не исчерпывают содержание «Очерков…», и не во всех входящих в книгу разделах они являются предметом исследования, но, так как ни одна другая лосевская книга не дает столь прямого повода для обсуждения этих двух аспектов [...]Что касается центральной темы «Очерков…» — платонизма, то он, во–первых, имманентно присутствует в самой теологической позиции Лосева, во многом формируя ее."Платонизм в Зазеркалье XX века, или вниз по лестнице, ведущей вверх" Л. А. ГоготишвилиИсходник электронной версии: А.Ф.Лосев - [Соч. в 9-и томах, т.2] Очерки античного символизма и мифологииИздательство «Мысль»Москва 1993

Алексей Федорович Лосев

Философия / Образование и наука