Читаем Средневековая философия и цивилизация полностью

И это потому, что доминирующей философией XIII века была интеллектуальная философия, которая способствовала любви к ясности и точности, которая боролась против приводящей в тупик неопределенности арабского мистицизма, которая привнесла в дискуссии атмосферу точности и аккуратности, которая оказала на формирование и развитие умов самое благотворное влияние. И именно этой ментальной дисциплине, которой философская латынь магистров обязана своей гибкостью, – и тому же источнику современные языки обязаны большой частью своей лексики[289]. Мы уже видели, как этот интеллектуализм и любовь к ясности проявлялись в самых важных формах культуры XIII века[290].

Но в добавление к индивидуализму и интеллектуализму существует третья, глубоко лежащая характерная особенность, которая входит в характер тех, кто создавал и развивал схоластическую философию.

А именно их дух умеренности – moderation – проявляется в обдуманной альтернативе. Их философия есть via media (средний путь) между взглядами Платона и Аристотеля; она смягчает натурализм последнего и идеализм первого. Таким образом, равновесие, которое появляется во всех общественных силах того века, проявляет себя в своей доминирующей философии.

Мы уже видели[291], что схоластическая метафизика – это динамичная философия, но ее динамичный характер умеренный, поскольку форма или принцип любого данного совершенства, который может быть присущим каждому существу, раскрывается в материи. Это дает материальному миру эволюционную интерпретацию, но это умеренная эволюция, поскольку она не относится к самим сущностям. Так, к примеру, концепция эволюции сочетает в себе рациональные причинность и окончательность, она предоставляет умеренное реалистичное решение, примиряя индивидуальную природу внешних реальностей с абстрактным характером наших соответствующих концепций[292].

Схоластическая философия есть умеренная форма идеализма, поскольку абстрактные идеи возникают в чувственном восприятии[293], и человек считается единым союзом как души, так и тела. Точно так же эта умеренность находит выражение в этике, которая объясняет совместимость долга с удовольствием и непостоянные моральные законы с их неизменными принципами[294].

То же самое верно для их эстетики, поскольку прекрасное одновременно и субъективно и объективно. И снова в их логике появляется тот же самый дух, поскольку они устанавливают право как дедукции, так и индукции. Эта умеренность проявляется также в общественной философии, ведь верховная власть в государстве принадлежит как народу, так и тем, кто получил власть посредством делегирования от народа[295]. Умеренность также обнаруживается в теории прогресса и культуры, которая учитывает и то, что неизменно в человеческой натуре, и то, что изменяемо и поддается совершенствованию[296].

Так, во всех своих отражениях схоластика ищет золотую середину и избегает крайностей; она наслаждается решением, которое занимает промежуточное положение между противоположными взглядами. По всем этим причинам она есть глубоко гуманитарная философия, то есть философия, которая соответствует сущностям, связанным материальными условиями и все-таки участвующим также и в духовной сфере.

Важность личности, превосходство разума и ясных идей, чувство меры и умеренность в доктринах, которые ее составляют, – эти три характерные черты схоластической философии находятся в совершенной гармонии с западной цивилизацией XIII века.

III. Схоластическая философия как продукт неолатинских и англо-кельтских умов; вклад германцев фактически незначителен

А сейчас мы должны рассмотреть следующий факт – факт центральной важности. Эта цивилизация, прежде всего, есть продукт французского влияния. Франция является центром, из которого она повсюду бросает свой свет. С этой точки зрения интересно заметить, что мастера схоластической философии, те, благодаря кому она получила свое полное развитие, и те, кто оставил на ней отпечаток своего гения, все получили образование во Франции, – будь они французами, итальянцами, англичанами, либо фламандцами, либо валлонцами. Фома Аквинский и Бонавентура принадлежат к влиятельным итальянским семействам; Александр из Гэльса, Дунс Скот, Уильям Оккам и многие-многие другие – англо-кельты; Жерар из Аббевилля, Вильгельм Овернский, Вильгельм Осерский родом из Франции; Генрих Гентский, Сигер из Куртрэ – уроженцы Фландрии; Годфри Фонтейн происходит из знати Льежа. Все эти мастера встретились в Париже, где они жили и преподавали, и, следовательно, они французы по образованию. Схоластическая философия в XIII веке еще более система Gallicae Sententiae (французского образа мышления), чем она была во времена Аделарда Батского.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука
Очерки античного символизма и мифологии
Очерки античного символизма и мифологии

Вышедшие в 1930 году «Очерки античного символизма и мифологии» — предпоследняя книга знаменитого лосевского восьмикнижия 20–х годов — переиздаются впервые. Мизерный тираж первого издания и, конечно, последовавшие после ареста А. Ф. Лосева в том же, 30–м, году резкие изменения в его жизненной и научной судьбе сделали эту книгу практически недоступной читателю. А между тем эта книга во многом ключевая: после «Очерков…» поздний Лосев, несомненно, будет читаться иначе. Хорошо знакомые по поздним лосевским работам темы предстают здесь в новой для читателя тональности и в новом смысловом контексте. Нисколько не отступая от свойственного другим работам восьмикнижия строгого логически–дискурсивного метода, в «Очерках…» Лосев не просто акснологически более откровенен, он здесь страстен и пристрастен. Проникающая сила этой страстности такова, что благодаря ей вырисовывается неизменная в течение всей жизни лосевская позиция. Позиция эта, в чем, быть может, сомневался читатель поздних работ, но в чем не может не убедиться всякий читатель «Очерков…», основана прежде всего на религиозных взглядах Лосева. Богословие и есть тот новый смысловой контекст, в который обрамлены здесь все привычные лосевские темы. И здесь же, как контраст — и тоже впервые, если не считать «Диалектику мифа» — читатель услышит голос Лосева — «политолога» (если пользоваться современной терминологией). Конечно, богословие и социология далеко не исчерпывают содержание «Очерков…», и не во всех входящих в книгу разделах они являются предметом исследования, но, так как ни одна другая лосевская книга не дает столь прямого повода для обсуждения этих двух аспектов [...]Что касается центральной темы «Очерков…» — платонизма, то он, во–первых, имманентно присутствует в самой теологической позиции Лосева, во многом формируя ее."Платонизм в Зазеркалье XX века, или вниз по лестнице, ведущей вверх" Л. А. ГоготишвилиИсходник электронной версии: А.Ф.Лосев - [Соч. в 9-и томах, т.2] Очерки античного символизма и мифологииИздательство «Мысль»Москва 1993

Алексей Федорович Лосев

Философия / Образование и наука