И тут я увидел нечто необыкновенное. В голове у Миллера-киллера зародилась мысль. По лицу было видно. В этот момент он стал похож на доисторического человека, который впервые встал с четверенек.
– На, держи, – сказал он, оторвал от тетради обложку и сунул мне. – Это даром. А остальное – доллар.
А что я мог поделать – поколотить его канцелярской скрепкой, что ли?
– Ладно, – сказал я и достал из кармана долларовую бумажку. Вторая осталась в кармане. – Держи. Отдавай обратно.
И тут Миллер оторвал первую страницу и сунул мне.
– Чего? – сказал он. – Ты чё, думал, я все отдам за паршивый доллар? Я чё, идиот, что ли?
Внимание! Только не отвечать на этот вопрос! Повторяю, ни в коем случае не отвечать на этот вопрос!
– Слушай, Миллер, – сказал я, не ответив на его вопрос.
– Слушай, Миллер, – передразнил он тонким голоском, как будто подражая мне.
– У меня сейчас нет денег, – сказал я. Я успел заполнить тетрадь почти до конца, а в ней было страниц семьдесят, не меньше.
Миллер пожал плечами, сложил тетрадь вдвое и сунул под мышку.
– Ничего, – сказал он и пошел прочь. – Потом достанешь. По доллару за страницу, Катчадориан. А то гляди, цена-то и вырасти может.
По моим ощущениям, цена уже была ого-го. Ну все, хватит с меня этой жизни «как все».
Глава 36
Что делать?
Но оставлять тетрадь Миллеру было нельзя. Если мама так расстроилась из-за той хеллоуинской истории, представить страшно, что будет, когда она узнает про «операцию ДВП».
Придется посмотреть правде в лицо: я должен разобраться с Миллером самостоятельно, а значит, весь остаток седьмого класса придется выкупать у него по страничке эту дурацкую тетрадку.
Выходит, надо начинать зарабатывать, и чем скорей, тем лучше. А у меня имелся всего один способ заработка, и был он напрямую связан с цветными жестяными баночками, спрятанными у нас в гараже.
– Да! – сказал Лео, как только я об этом подумал. – Именно это я и имел в виду!
– Ты вернулся, – сказал я.
– А я и не уходил, – ответил он. – Я просто ждал, пока произойдет что-нибудь интересное. Да, кстати, когда Миллер отобрал у тебя тетрадь, ты потерял вторую жизнь. Теперь осталась только одна. Ты там поосторожней.
– Сейчас меня это не волнует, – отмахнулся я. – Мне надо вернуть мою тетрадь.
– Ну так чего ты ждешь? Идем!
– Идем, – согласился я и пошел к гаражу. – Но я просто буду продавать газировку, и все. В игру я не вернусь, – предупредил я Леонардо.
– Посмотрим, – ответил Лео.
Глава 37
Попался!
И вот, значит, занимаюсь я своим делом, вытаскиваю из заначки в гараже пару упаковок «Зума» по шесть банок каждая – и кто, спрашивается, подкрался тишком на цыпочках, чтобы поглядеть, что это я тут делаю?
– А что ты делаешь? – спросила Джорджия. – А тебе сюда нельзя! Это у тебя что? А ты это куда несешь?
– Закрой дверь! – велел я. Так было быстрее, чем ее выгонять.
– Медведь тебя убьет, – сказала она.
– Не убьет, если не узнает.
Я сунул в рюкзак еще шесть банок и подошел к сестре поближе, чтобы смотреть на нее снизу вверх.
– Поняла?
Она попыталась заглянуть мне за спину.
– А зачем тебе столько?
– Ты что, за него переживаешь? – спросил я.
– Еще чего! – тут же ответила она.
Я знал, что она так скажет. Она тоже терпеть не может Медведя, совсем как я.
– Слушай, – сказал я. – Каждый раз, когда я буду забирать «Зум», я буду брать банку и для тебя. Мы сможем пить ее, когда Медведь уснет, а мамы не будет дома.
Джорджия посмотрела на меня, на упаковки с «Зумом» под верстаком, а потом опять на меня.
– Ты уже брал это раньше, да? – спросила она.
– Так ты берешь или не берешь? – спросил я, подняв одну банку.
Дело в том, что Джорджия любит газировку еще больше, чем секреты, а мама нам очень редко разрешает ее пить.
– А вдруг нас поймают? – спросила она.
– Не поймают, – ответил я. – Только надо обо всем молчать и не проговориться.
– Ладно.
– Как рыба, – добавил я.
– Ну ла-адно, – пообещала она, глядя уже не на меня, а на банку с газировкой. Я взял сестру за плечи и усадил на старый ящик от молочных бутылок.
– Это ради мамы, – сказал я. – Клянешься?
– Клянусь-клянусь, – быстро сказала она. – Три раза клянусь!
На самом деле поклялась она всего дважды, но я не стал придираться.
Все равно никакая клятва не означала, что сестра будет молчать. Джорджия страшная болтушка. Но что я мог поделать? Она уже все видела, так что я сделал лучшее, что мог, чтобы заставить ее молчать.
Придется рискнуть.
Глава 38
Темные века
По-моему, самое худшее время учебного года – это несколько недель между Хеллоуином и Днем благодарения. Ты уже понял, какая гадость эта школа, но Рождества еще ждать и ждать, а конец года вообще пока где-то за горизонтом.
Да еще этот перевод часов, когда утром уходишь в темноте и домой после школы возвращаешься тоже уже почти в темноте.
Темнота, темнота, темнота… в темноте я и жил в те дни.