Митя отполз немножко назад от провала, сел, оперся спиной о стену и протянул поудобнее уставшие ноги. На ощупь отвернул заднюю крышечку круглого фонарика, достал батарейки и начал ножом скоблить контакты. Потом вложил батарейки обратно в корпус — фонарь не светил. «Лампа перегорела, — решил Митя, ощупав стекло, — стекло целое, не разбилось. Значит, лампа».
Митя дернул один раз Шамрану — все, мол, в порядке — и задумался. Веревки осталось несколько метров. Метром больше, метром меньше, он исследует эту мрачную, слепую подземную кишку — какая разница? Крыма здесь нет. Надо поворачивать. И та же коварная мыслишка уколола его: «А что бы сделал Крым? Стал бы он заглядывать в эту дыру, которая черт знает где и чем кончается?» Вот он, Митя, не любит Крыма. Порой ненавидит его за издевки, вечные насмешки. Крым, на его взгляд, плохой человек, пустой, неверный, так — шобла. С таким лучше дел не иметь. И кто знает, может, именно он, Крым, притырил деньги у Артемыча? Кому же больше? И все же он рискует ради него. А может, совсем и не в Крыме дело, а в нем в самом, Мите. Он не ради Крыма и старается, а ради деда, ради всех, кто остались наверху. Значит, надо довести дело до конца. А как?
Митя по натуре был практиком, а не теоретиком. Он потряс фонарь еще раз. Фонарь не загорался. Ползти к краю в темноте, на ощупь было боязно. Да если и подползешь, свесишь голову, что увидишь-то? Еще более непроницаемую темноту? Брошу камень, послушаю, глубоко ли он улетит. Митя зажег спичку и на животе пополз обратно. Только загляну — и, как говорит Шамран, алямс — вперед до полного. Назад!
И вдруг Митя почувствовал, как легкое дуновение, похожее на отголосок слабого ветерка, коснулось его лица. Ему стало опять страшно: откуда здесь ветер? «Господи, на том свете, поди-ка, легче, перекреститься, что ли? — подумал Митя. — А может, и впрямь перекреститься? Не поможет? Так и не повредит?»
Митя теперь отчетливо ощущал легкий приятный сквознячок. Он холодил лицо, ободрял и даже пах чем-то паленым. Так пахнет у костра. Значит, пахнет из провала? Митя опять зажег спичку, она погасла. Ее задуло.
Наверху дед уже волновался. Он спрашивал ежеминутно:
— Ну, чего он там?
— Откуда я знаю, — отзывался Шамран, — дергается, продвигается вперед. Сигналит — все в порядке.
— Сигналит. А может, его придавило? Ты давай-ка, Шамран, иди за Митей по веревке, а ты, боцман, давай вниз — травить будешь. И кончайте эту мултановку…
Митя тем временем достиг обрыва. Зажег спичку, но ветерок мешал. Язычок пламени синим флажком указывал в ту сторону, откуда пробрался Митя. Он ощупал самый край провала и даже сунул руку в пропасть.
Куда там… Бездна! Митя с трудом зажег еще одну спичку и, прикрывая ее ладонью, попытался поджечь нащупанную в кармане бумажку…
Страшной силы взрыв ослепил и повалил Митю. Он почувствовал сильную боль в ладонях, что-то сверкнуло кометой, и опять стало темно и тихо. Ладони горели, будто их сунули в костер. «Эх, дурак, — сообразил Митя, — это же спичечная коробка взорвалась. Серой-то как воняет… Надо было еще коробку взять. Полез! Дед правильно сказал: «Собрался, как на рынок». Митя встал на четвереньки и, нащупав камень размером с яблоко, бросил его вниз.
Камень стукнулся где-то совсем рядом. Это было очень неожиданно. Митя бросил совсем маленький кусок песчаника, и он отчетливо стукнулся о твердь прямо перед носом. Митя ощупал свод сверху и очень удивился — провал был не только внизу, но и наверху. Он покрутил головой, пытаясь заглянуть вверх, и там что-то сверкнуло. Он потянулся и опять взглянул вверх. Было темно. Держась за стенку и с трудом, до боли изогнув шею, он потянулся еще — сверкнуло.
…Шамран шел вслед за Митей и дергал веревку беспрерывно. Увлеченный исследованиями, Митя забыл и не отвечал ему. Теперь он решительно ответил — порядок. Веревка затихла.
Просунувшись еще на несколько сантиметров, Митя отчетливо увидел круглое отверстие, сквозь которое проходил свет. Там над головой было небо. Он зажмурился от его синевы.
Митя помахал в пустоте рукой и опять задел фонариком о стенку свода. Фонарик, зажатый в руке, мигнул. «Ах ты, зараза, — обрадовался Митя, — надо было открутить верхнюю крышку». Он торопливо отвинтил линзу и прижал лампочку пальцем. Фонарь вспыхнул.
Митя посветил вниз под ноги и удивился еще больше: никакого обрыва не было. Была яма с метр глубиной. Дно ее было выложено большими каменными плитами. Митя без всякой опаски спустился в нее. Под ногами была вековечная пыль, каменная крошка и плиты, на которых дымилась кучка пепла. Митя посветил еще — и все понял: он пришел на дно первого колодца, в который они бросали горящую траву. Колодец был узкий и глубокий. Кое-где стенки его были выложены камнем, кое-где они выпали. Небо виднелось очень далеко, но это было небо! Синее небо и сквознячок, шедший оттуда, сверху, припахивал уже не гарью, а степной полынью.
Потоптавшись на месте и исследовав все дно колодца, Митя больше никаких ходов не нашел. И здесь его осенило: «А кто мне поверят, что я дошел до этого колодца?» Фонарь светил ярко.