Срочно меняется квартира

«Его еще хватит на полчаса, не меньше. Значит, — размышлял Митя, а руки уже действовали, — значит, правильно! Хрен с ним, с фонарем!» Митя поставил фонарик в центре дна колодца, лучом вверх и обложил его камнями, чтобы он не упал. Подергал Шамрану: три условных — тяни меня обратно. И, выкарабкавшись из ямы, согнувшись, пошел за веревкой, которую изо всех сил тянул Шамран.

Шамран выбирал выброску и пятился. Добравшись до выхода, он заорал деду:

— Алямс! Он пошел назад! Быстро прет, значит, один, без Крыма. Они там встретились, покалякали… Крым дальше пошел, а Митя за… заб… Ну, словом, Митя не решился. Она ему, баба-то, даст по подземельям лазать. Чай, не в погреб за картошкой. Дед, давай еще выброски бухту! Я дальше пойду!

Стармех, заложив руки за спину, прохаживался прогулочным шагом, что означало — не к добру. Солнце палило, ноги в тапочках жгло. Дед потел и злился. Он мыслил и ругал себя за то, что не послушался Игонина. А радист убрел один далеко в пустыню. Его было едва видно. И еще дед был сильно озадачен — куда на этой проклятой пустоши мог деваться Крым? «У, твоя противный морда!» — подумал он, как Ляля Черная.

Обратный путь Митя проделал куда быстрее. Но и шишек в потемках нахватал немало. Вскоре его всклокоченная, пыльная голова показалась рядом с Шамраном.

— Ну?

— Вирайте меня наверх! А то фонарь погаснет.

— Вирай его, братва! Он кухтыль зашиб. У него сдвиг по фазе.

— Ну, чего нашел? — спросил дед мрачно.

— Нашел! — ответил Митя. Глаза его были плотно зажмурены. Горящие ладони он сунул в карманы. — Погоди, ничего не вижу, как эту веревку развязать?

— Опять веревку, — проворчал боцман, — учи вас! Дерни за конец — это же беседочный узел.

— Тама, значитца, длинный ход. Ход ведет к тому колодцу, куда мы траву бросали. Айда! Я докажу вам. Я честно лез. Вот увидите — честно!

— Чего у тебя, правда, что ли, сдвиг по фазе? — Дед покачал головой. — На, закури. Полегчает…

Но Митя, уже путаясь в тяжелых сапогах, которые ему нажали ноги, быстро ковылял от берега.

Добежав до колодца, он плюхнулся наземь и в темноте, на дне колодца, увидел маленький светлячок. Он светил ему ярче солнца. Он был его победой. Победой над страхом и нерешительностью, над теми сомнениями, которые терзали его под землей, там, в полной темноте и одиночестве. Этот светлячок был искуплением за чувство стыда, которое он испытал при мысли, что мог бы легко обмануть всех. И Митя сиял. Он готов был проползти в этой страшной норе еще не двести метров, а хоть тысячу, но он докажет, что он не куркуль и не Митя Пуд.

Митю догнал Ляля. И тоже сунул голову в колодец:

— Вах! Это твой фонарь, ты зажег? Молодец, Пуд! А я думал, ты сачкуешь.

— Иди ты! — Митя стягивал сапоги.

Дед тоже заглянул в колодец и все понял:

— Молодец! А там на дне другого хода нет?

— Нету, Васьваныч! Этот колодец — рытый. У него на дне камни лежат, человеком кладенные. Руками. Ход от него один — к берегу. Я его весь прошел. Тама на глубине есть один отвилок, но шибко узкий, не протиснешься. Только вряд ли Крым полез туда, под землю. Зачем? Он ушлый, Крым… Он сбежал, наверное.

Дед не дослушал Митю. Он шел навстречу радисту. Шел медленно и хмурился. Тяжко ступая, шел дед.

Повстречавшись с ним, радист спросил:

— Путешествия к центру земли продолжаются?

Дед сплюнул и вытер потную шею рукавом:

— Ты туда далеко заходил? Дорог там нет?

Радист молча протянул ладонь. На ладони лежал окурок.

— Нашел рядом с дорогой. Свеженький. Судя по проследку, машины ходят здесь редко. Но там, где тормозили, там и окурок лежал…

— Неужто сбежал, поганец? Может, утоп?

— Такие, Василий Иванович, не тонут. Пословица даже есть такая: «Тот, кому суждено быть повешенным, тот не потонет».

2

Если встретите парня с улыбкой несмываемой, как загар, с подбородком, лоснящимся от машинного масла, не сомневайтесь — это Али Асадов. Чтобы окончательно убедиться в этом, обратите внимание на его левую половину груди: там вы увидите красавицу с круглыми, как у совы, глазами. В руках у этой дочери греха и страсти колода карт и бутылка с кривым горлышком. Ниже бюста красавицы нататуировано многозначительное изречение: «Вот что нас губит».

Увидеть все это нетрудно, потому что и зимой и летом моторист Асадов работает в майке, и когда во время вахты он выглядывает из двери машинного отделения, то из глаз порочной девы струятся капли пота.

Ни вино, ни карты, ни иные пагубные силы не коснулись Ляли Черной. У парня сносный характер, работящие руки и замечена единственная слабость — он обожает все сладкое. В кармане его штанов вместе с прокладками, ветошью, гайками и другой дребеденью всегда хранится пара ирисок или дешевых конфет.

Что касается пристрастья к «зеленому змию», то на судне его заподозрили в пьянстве лишь один-единственный раз — он шел с большим креном и дифферентом одновременно. Его адвокатом неожиданно стал Митя. Аргументы Мити были кратки и убедительны.