Срочно меняется квартира

— Рита, как тебе не стыдно. Ты предлагаешь мне все на свете, ты говоришь, что я единственный, любимый и вдруг — познакомь со старым хрычом? Я тоже хочу отдать тебе все, но как верить тебе?

— Я пошутила, — ответила Рита кисло. — А ты сразу хамить. Золушка, кинозвезда, не наш круг…

— Что же здесь обидного? Он и не моего круга человек. Нас объединяет дело, а так он меня на версту к себе не пускает. Ему на свиданиях музыка Рахманинова светит, а с нас и «Арлекина» хватает.

— Бывают же такие люди! — вздохнула Рита. — А я засыпаю от симфоний.

— От Рахманинова не уснешь!

— Будто ты-то понимаешь в Рахманинове?

— Смотря кто исполняет. Иной как хватит по всем басам, подлокотники у кресел дрожат.

— Трепло ты, Сева. Знаю я твой репертуар: «Там, где галстук, там — перед. Не хватайте даму за наоборот».

Минутная пауза органически примирила собеседников. Каждый из них подумал о своем. Мысли у Севы текли, как песок в склянке песочных часов. Впрочем, склянок теперь было две, но песок был приблизительно одинаков.

Не будем нарушать их минутного молчания. Автор и так нарушил стройность повествования, он забежал вперед: эта беседа случилась после того, как Сева вернулся с барахолки. И нам самое время вернуться на биржу, где собрались остальные герои.

3

Владимир Максимович продвигался по толкучке с трудом. И не протез был тому помехой. Даже родной гремящий цех показался ему домом отдыха. Он и не предполагал, что может быть на свете такой гвалт, гомон и суета сует.

Какая-то кукольная старушка держала на руках нитку бус. На лицо ее как бы была наброшена авоська из мелких морщинок, реденькие, седые, но все еще завитые кудельки, потертое платье и старческие, трясущиеся руки — все взывало к милосердию.

— Это чьи же такие зубы на нитку нанизаны? — спросил с любопытством Владимир Максимович.

— Вам-то не все ли равно? — ответила старушка. — Вам же не нужны бусы. Идите, пожалуйста. Без вас плохо…

— Оно так! Верно. На што мне, так сказать, зубы? Просто любопытствую.

Старушка поморщилась и отвернулась. И сейчас же дева в седом парике потянула нитку к себе:

— Я ищу оригинальные бусы. Чьи это зубы?

— Это мой покойный муж, моряк, привез из Сингапура. Он говорил, что это зубы мелких акул.

— Сколько?

Старушка задумалась.

— Десятку хватит? — спросила дева.

— Вот вам пятнадцать рублей, мамаша. Я беру этот сувенир, — тихо произнес пожилой человек со скорбно-мудрым лицом. — Пожалуйста. Больше вам никто, поверьте, не даст. Щадя вашу старость…

— Охамели! Из рук рвут! — скривилась дева, но цены не набавила.

«Порядочный мужчина, — подумал, ковыляя дальше, Аракчаев, — хотя зачем ему-то зубы? Ровесничек, поди-ка, или того старше. Так сказать, не в расческе, не в зубочистке надобности уже не имеет». И сейчас же внимание мастера привлекли другие бусы: связка гаек на проволоке. Здесь-то он знал толк. Владимир Максимович начал перебирать гайки с такой ловкостью, как это делали бездельники на Кавказе, перебирая четки. Найдя какую-то допотопную бронзовую гайку, он небрежно завернул ее в платок и спрятал в карман.

Пока старый Роман прохаживался в ожидании всех участников совещания, Клавдия Ивановна уже успела завести знакомство и кому-то жаловалась на мужа:

— Да, да! И у нас так же. Я приобретаю вещи, а они моментально исчезают. Подарила ему настольную лампу. Старинное литье. Девушка с лебедем. В пристойной позе. На другой же день он оттащил ее на агитпункт при нашем избирательном участке. «Пусть, — говорит, — освещает путь вперед молодым…» Это немыслимый человек, с ним ужасно трудно. Но он добр, и наши немалые годы…

Итак, впервые Дарья шла по толкучке в одиночестве. Это даже облегчало ей путь. Ибо, когда они шли по базару с мужем, со стороны могло показаться, что огромная баржа, забыв о своем назначении, взяла на буксир маленький баркасик и влачит его за собой против течения.

Ровно к назначенному часу все участники предстоящего размена были в сборе. Каждый помнил об инструкциях, полученных от старого Романа, и был дипломатически дееспособным, как представители знаменитой Генуэзской конференции. Женскую половину представляла Наташа. Мария Ефимовна, как и Клавдия Ивановна, наотрез отказалась принимать участие в сговоре.

Наташа, успевшая в толчее ускользнуть от псевдоразведенного мужа, уже купила втридорога сильно потрепанный томик Поля Верлена и разодранный пополам журнал «Задушевное слово». Дарья пряталась за рекламным щитом. Она наблюдала за компанией со стороны и решила несколько набить себе цену опозданием. Малость опоздала и Наташа. И это даже было к лучшему. Жеманно целуя деда, она метнула испепеляющий взор на «отвергнутого» супруга. Взор этот не прошел мимо внимания Севы.

— Ах, какая жара! Дикая жара! — заявила о своем прибытии Дарья. — Прямо жаль перебираться в цинтр города из нашего рая!

— Не будем терять времени! — официально пресек ее Сева. — Минутное совещание, и все у желанной цели. Я коллективист от сотворения и уверяю вас, что все формальности — пустяк! Все хлопоты в бюро обмена я беру на себя. Ваше дело — только написать заявления.