Срок истекает на рассвете. Черные цветы Френсиса. Цивилизованные джунгли. Актеры-любители. Утром, в день святого Патрика. Десять нитей. «Шутка»

— Тебе известно, кто пытался убить меня? — никакого ответа не последовало, и я продолжал: — Я не уеду, пока не узнаю, кто это был.

— А я говорю вам… — послышался испуганный шепот, — вам лучше уехать… — щелкнула трубка.

Я тоже повесил трубку и остался стоять в темноте, думая о Хьюберте и его отце. Предположим, мальчик знает, что его отец пытался убить меня и собирается сделать это снова. Он не хочет, чтобы отец стал убийцей. Тогда этот детский трюк, с помощью которого он надеялся убрать меня с дороги отца, вполне понятен.

Но тут я вспомнил исступленные нотки его ломающегося голоса: «Я хочу, чтобы кто-нибудь убил вас», вспомнил фигурку в темном дверном проеме… На память стали приходить газетные заметки о детях, убивающих возлюбленных отца или матери…

Я решил позвонить шерифу. Но не успел добраться до телефона, как он снова зазвонил.

На этот раз звонила Дорис Болтон.

— Поль, не можете ли вы встретиться со мной где-нибудь? Мне необходимо вас видеть. Одного. А ко мне прийти нельзя.

— Понятно, — ответил я.

У меня не было никакого желания разгуливать по берегу, зная, что кто-то хочет пристрелить меня. Поэтому я ничего больше не сказал. Дорис продолжала:

— Если я приду к вам, полицейский у вашей двери обязательно увидит меня?

— Да.

— А я не могу проскользнуть черным ходом?

Я хотел бы поговорить с Дорис, но только не с глазу на глаз, а в присутствии шерифа. И в то время как я думал об этом, она сказала:

— Вы еще не успели позвонить шерифу?

— Я как раз собирался.

— Не звоните, прошу вас, до нашей встречи.

— Дорис, я не могу…

— Подождите! Вы же не захотите нанести вред невинному человеку, Поль? Я сейчас же буду у вас, — сказала она, и, прежде чем я успел возразить, в трубке щелкнуло — связь была прервана.

Я сидел и думал, что делать. Минуты через две постучали в дверь. «Все-таки она решила пройти через парадную», — подумал я. Но, идя открывать дверь, я понял, что это не Дорис — слишком уж быстро.

Это был Грант. Он стоял, как всегда, на кончиках пальцев, как бы готовый впорхнуть в комнату. Но с минуты на минуту могла прийти Дорис, и он мне вовсе не нужен был здесь сейчас. Я остался стоять на пороге, загораживая вход.

— Послушайте, Поль… Я думал о вас и… хм… разговаривал кое с кем… Вы здесь подвергаетесь опасности, Поль… Не считаете ли вы, что лучше было бы вам уехать с острова?

— А куда я поеду? И я не знаю, от кого и от чего удираю.

— Это все верно. Никто не знает, что может случиться. Кроме того, некоторые участники нашего любительского кружка считают…

— Так вот в чем дело, — сказал я. — Вы не хотите, чтобы я приходил на репетиции. Это будет нервировать участников… О'кэй! Я не буду приходить.

— Мы все к вам очень хорошо относимся, поверьте!..

— Благодарю вас.

Он нервно переминался с ноги на ногу.

— Для вашего собственного блага, Поль, не считаете ли вы?..

— Я никуда не поеду.

— Дело не в храбрости, Поль, — никто не подумает, что вы струсили, — дело в простом здравом смысле.

Я ничего не ответил.

— Ну, что ж, спокойной ночи, Поль, — и Грант направился к своей машине.

Я запер дверь и вернулся в комнату. Сколько людей, оказывается, по той или иной причине жаждет моего отъезда! Взглянув на часы, я увидел, что уже без пяти десять. Минут через пять раздался стук в кухонную дверь.

В кухне было темно. Через стекло виднелась верхняя часть туловища Дорис, плотно прижатая к дверной раме. Слышно было ее прерывистое дыхание — очевидно, она бежала всю дорогу. Я открыл дверь, и Дорис быстро вошла. В темноте мы едва различали друг друга.

— Пойдемте в комнату, — сказал я.

— Я не хочу, чтобы кто-нибудь увидел меня — и так уже достаточно было разговоров, — ответила Дорис.

— Шторы затянуты.

Но Дорис не двигалась с места.

— Вы знаете, зачем я пришла, Поль?

Я не совсем был уверен, поэтому выжидал. Она продолжала:

— Перед тем как я вам дозвонилась, ваш телефон был занят. С кем вы разговаривали?

— С кем-то, кто не назвал себя.

— Но вы узнали голос?

Я не видел надобности лгать.

— Это был Хьюберт.

Что-то погасло в ней — очевидно, надежда. Она вздохнула.

— Маленький идиот, — произнесла она, — он был так уверен, что вы его не узнаете.

— Зачем он звонил?

Я слышал ее все еще затрудненное дыхание. Ничего не ответив, Дорис прошла мимо меня в освещенную комнату. Я последовал за нею. Она стала против камина, вытянув руки, как бы для того, чтобы их согреть, хотя в камине не было огня.

— Хьюберт думает, что это Гарри покушался на вашу жизнь… и что он сделает еще попытку… Хьюберт был бы счастлив, если бы вас застрелил кто-нибудь другой. Но он не хочет, чтобы это сделал его отец, — Дорис перевела дыхание. — Хьюберт не считает своего отца достаточно ловким, чтобы безнаказанно совершить убийство.

— И это соответствует действительности?

По выражению ее красивого и решительного лица ни один человек не смог бы судить, говорит она правду или лжет.

— Гарри не стрелял в вас. Он был дома.

— Тогда почему же Хьюберт подозревает его?

Она отвернулась, села в кресло, вытянув вперед голову.