Срубить дерево

– Не имеет значения, видел ли мистер Солниц то, что, по его мнению, он видел, или в его сознании реальность была замещена широко известной иллюстрацией Гюстава Доре, – сказал, подводя итог дознанию, коронер. – «Теория падшего ангела», которую он подразумевает в своих показаниях, просто не выдерживает критики. Сама логика ее опровергает. Вдумайтесь. Если у падшего ангела есть функционирующие, пусть и невидимые крылья, зачем ему космический корабль, чтобы попасть в Рай? И даже если бы ему понадобился корабль, даже если бы, как уверяет нас мистер Солниц, его крылья функционировали бы только в вакууме, неужели ему понадобилось бы ждать тысячи лет, пока простые смертные вроде нас создадут транспортное средство, которое он – просто применив свои прославленные сверхъестественные способности – смог бы создать в мгновение ока? Более того, зачем ему понадобилось ждать еще многие годы, когда разработают двигатель, потребляющий достаточно мало энергии, что сделает подобные путешествия доступными для широкой публики, а потом еще ждать целых два месяца, чтобы получить место на борту?

По моему мнению, он не стал бы так поступать. По моему мнению, причина, по которой Генри Диккенс поступил именно так, исключительно проста: он устал от жизни. Как и все мы. В отсутствии доказательств обратного никакого иного ответа быть не может. Почему он решил обставить свой уход столь зрелищным образом, мы никогда не узнаем, как никогда не узнаем, почему он счел необходимым взять с собой свое личное имущество или, если уж на то пошло, как он исхитрился пронести его на борт ЭОС без ведома посадочного контролера. Однако нам нет необходимости это знать.

Думается, следует указать также на то, что следственные органы не сумели найти ни малейшего подтверждения тому, что Генри Диккенс когда-либо проживал в Салеме, штат Массачуссетс, а собранные ими свидетельства не могут считаться доказательством того, что Салем, штат Массачусетс, был или не был местом его проживания. В этой стране не найдется города, где не было бы по меньшей мере одного отшельника, который засел в какой-нибудь норе, ни в каких официальных реестрах не значится и о котором практически ничего не известно.

Мой вердикт таков. Рассмотрев все аспекты дела, я постановляю, что Генри Диккенс был самым обычным, пусть и несколько эксцентричным человеком, который умер, наложив на себя руки, по собственной воле. Об этом я сообщу в соответствующие инстанции.

Разумеется, коронер был прав. Так же как мы, как раса людей, были правы, взяв на себя инициативу в нынешней Конфронтации. Разумеется, есть те, кто утверждает, будто мы ее на себя не брали. Будто минибомба, стершая с лица Земли Москву, упала Свыше. Надо полагать, всегда найдутся романтики и мистики. Будь они прокляты!

Шатры кидарские Перевод А. Комаринец

Истклифф шел вверх по реке уже три дня, когда заметил, что далекие берега стали сближаться. Но и тогда он не был уверен, начала ли сужаться река или его подводит зрение. Ему требовалось непреложное доказательство, что катер не стоит на месте, борясь с течением, а действительно движется вперед, ведь зачастую мы видим то, что хотим видеть – особенно, когда жизнь висит на волоске.

Временами Истклифф ловил себя на том, что река кажется ему скорее озером. Эту иллюзию поддерживало почти незаметное течение, становившееся сильнее в середине русла, – именно такой курс он ввел в автопилот, чтобы держаться как можно дальше от лесистых берегов и редких деревушек эбенцев. Тяга к уединению в значительной мере определялась его характером, но была и практическая причина. Хотя экваториальный пояс Серебряного Доллара нельзя было назвать примитивным и диким краем, буш, через который бежала река и на южной окраине которого находились плантации Истклиффов, представлял собой сравнительно неизведанную территорию. За неимением традиционных местных органов власти их функции отправлял так называемый «Орден лекарей», а добровольно подчинявшиеся ему черноспинники мало чем отличались от дикарей.

Долгие жаркие дни Истклифф проводил за чтением, а еще предавался воспоминаниям, упрятав за темными очками от безжалостного отблеска воды сверхчувствительные больные глаза. По вечерам он не читал, а сидел на корме, расчерчивая черноту тлеющим кончиком сигареты, – курил он непрерывно, слушая гул мотора и шелест кильватерной волны, глядя, как колеблются и складываются во все новые узоры на воде созвездия. В последнее время он все чаще находил красоту в обыденности – в симметричных зубчиках листа, в несмелой предрассветной розовости неба, в серых туманах, окутывавших по вечерам далекие берега.