Он заметил, что берега приблизились: за ночь река сузилась до половины прежней ширины, а течение бежало с удвоенной силой. Он понял, что до клиники уже недалеко. Поставивший ему диагноз и условившийся о визите знахарь, услышав от Истклиффа, что тот намерен отправиться на катере, сказал: «Вскоре после сужения река делает резкий поворот. Клиника сразу за поворотом. Ко времени вашего прибытия вам уже назначат лекаря».
Теперь в этой информации отпала нужда, теперь проводником послужит Сефира. Ему пришло в голову, что он не спросил, зачем она направляется в клинику. И сделал это теперь.
– Я там работаю.
– Понятно.
– А вы?
Он не видел причин скрывать правду.
– У меня синдром Мейскина, – ответил он и быстро добавил: – Это не заразно.
– И не неизлечимо.
– Почему вы так говорите?
– Потому что вы ведете себя как обреченный.
Некоторое время он молча рассматривал ее, потом допил кофе и пошел вниз умываться.
Когда он вышел из душевой кабины, Сефира уже спустилась в камбуз.
– Что бы вы хотели на завтрак?
– Ничего. Я предпочел бы встретиться с лекарем на пустой желудок и с ясной головой.
– Думаю, вы увидите, что они не такие уж страшные.
– В клинике бывает много колонистов?
– Вы будете первым.
Это его удивило.
– Верится с трудом.
– Отнюдь. Любому человеку, даже если он умирает, очень трудно искать помощи у представителя расы, которую он считает – вопреки бесспорным доказательствам обратного – ниже своей собственной. Даже вы, наш первый пациент, без сомнения, возлагаете надежды не на медицинские познания наших лекарей, а на магию, которую они якобы используют в своей практике.
– Но они же знахари!
– Как скажете. Но знахари с медицинскими дипломами. Порт Д’Аржан – не единственный космопорт на Серебряном Долларе.
– Но они же впадают в транс. Они…
– Прискорбно, что вы употребляете столько неверных эпитетов.
– Но они же сами себя называли тем туземным словом, под которым стали известны! Единственное английское слово, которое тут подходит, взято из Средневековья на Земле, когда за ранеными рыцарями ухаживали высокородные, но невежественные дамы, применявшие бог знает какие методы и лекарства!
– Эбенские лекари не невежественны. Жаль, что вы не смогли найти более подходящее слово.
– Я даже слышал, – сардонически бросил Истклифф, – что они будто бы носят маски.
– Сами увидите.
Его снова пронзило ощущение дежавю, и он стремительно поднялся из камбуза на палубу. Теперь река была не больше полумили в ширину, а сила течения снова удвоилась. Катер боролся с течением, пыхтя как беременная бегемотиха. Повинуясь автопилоту, мотор прибавил оборотов и ритмично ухал. Истклифф не любил путешествовать по воздуху и катер выбрал не за скорость, а за комфорт. В сущности ему не было дела, доберется ли он до клиники, он не верил, что снадобья лекарей лучше справятся с шизомицетами Мейскина, чем мощные антибиотики, прописанные терапевтом. Он не сообщил о своей болезни семье и, отправляясь в клинику, сказал, что едет на рыбалку. Когда он в последний раз был у своего терапевта, тот дал ему три месяца. Это было десять недель назад. По всей вероятности, катер станет ему погребальной ладьей.
Река все сужалась, вот-вот должен был появиться поворот. Сефира тоже вышла на палубу. Истклифф мог бы спросить у нее, далеко ли еще плыть, но промолчал. Облокотившись о перила по левому борту, она молча смотрела на берег. Однажды она помахала группе черноспинников, которые шли гуськом по тропе вдоль реки. Очевидно, они были знакомы, потому что все помахали в ответ.
Утро близилось к концу, вступал в свои права день, когда она вдруг сказала:
– Уже совсем близко.
Посмотрев вверх по реке, Истклифф увидел поворот. Но испытал не облегчение, а стыд. Синдром Мейскина – эндемическое заболевание и существует только на планете Эбен, известной также как Серебряный Доллар, но до сих пор им заразились лишь несколько колонистов. И у всех, очевидно, хватило мужества посмеяться над суевериями местных жителей и их клиникой и умереть с достоинством в собственных постелях. У всех, кроме него.
Все еще держась строго середины реки, катер начал входить в поворот. По обеим сторонам – высоченные деревья, расцвеченные тут и там радугами длиннохвостых попугаев, тянули бородатые от мха сучья, точно хотели коснуться катера. Деревья, высившиеся за ними, смотрелись почему-то иначе, походили на батальоны, выстроившиеся на плацу, уходившем вдаль, к поросшим травой холмам. За поворотом река стала шире, холмы отступили в туманную дымку. На правом берегу раскинулась деревня черноспинников, от пристани выдавался в воду крепкий причал, ощетинившийся дриухами. По сути она походила на десятки и сотни туземных деревень, какие видел Истклифф: жалкие хижины, наспех возведенные из стволов, камней и лиан и покрытые пальмовыми листьями, лабиринт узеньких улочек, среди которых не нашлось бы двух, которые вели бы в одном направлении. Единственное, что ее отличало, – здание клиники, маячившее позади хаоса примитивных построек.