США и борьба Латинской Америки за независимость, 1815—1830

Консул в Лиме Уильям Тюдор стремился дополнить свой скромный заработок участием в деловых предприятиях, что, кстати, в те годы было вполне в порядке вещей. Увы, в отличие от своего брата, знаменитого «ледового короля» Фредерика Тюдора (1783–1864), Уильям совершенно не обладал деловым чутьем. На паях с двумя североамериканскими купцами и английским морским офицером он вложил деньги в серебряные шахты в горах Серро-де-Паско, много времени проводил там, но скудный доход даже не возмещал потраченных средств[1092]. Долгими отлучками Тюдора возмущались командир североамериканской эскадрой Айзек Халл и купцы из США[1093].

К счастью, Тюдор избежал соблазна вмешаться в бурную политическую жизнь Перу. Активный корреспондент, он, однако, внес серьезный вклад в складывание антиболиваровского общественного мнения в США. Тюдор считал, что Боливар учредил в Перу «военный деспотизм» и мысленно встал на сторону его противника генерала Хосе де ла Мара (1778–1830)[1094], приветствуя переворот 1827 г.[1095] Восторг Тюдора перед действиями и личностью генерала перекинулся и на семью консула. Перед Хосе де ла Маром преклонялись его сестра, жена коммодора Чарльза Стюарта Делия (1787–1860) и ее юная дочь, которая даже назвала генерала «Солоном Южной Америки»[1096].

Уильям Тюдор

«Худшей частью Америки» называл отрезанное от основных торговых маршрутов Перу Уильям Радклиф, сменивший Тюдора на посту консула. Его тревожили кризис горной добычи, сельского хозяйства, мануфактур, недостаток знаний, трудолюбия и добродетели. Торговля с США сведена к минимуму и могла вообще прекратиться, так как правительство обещало запретить с февраля 1829 г. ввоз муки, дешевых тканей и других североамериканских товаров, – отмечал Радклиф[1097]. С соседней Боливией Соединенные Штаты торговли вообще не вели, так что туда консула решили не направлять[1098].

Развитию связей Соединенных Штатов с Чили препятствовало критическое положение этого тихоокеанского государства, находившегося в те годы на грани анархии. По совету посланника Хемана Аллена подписание договора было отложено на неопределенный срок[1099].

Становлению американо-аргентинских отношений серьезно повредила смерть в июне 1824 г. первого американского представителя, осторожного Сизера Родни. Как пишет авторитетный исследователь, новый поверенный в делах, амбициозный и часто несдержанный Джон Форбс «кажется, преуспел лишь в затруднении хода британских переговоров, мало чего достигнув для собственного правительства»[1100]. Поначалу Форбсу сопутствовал успех: министр иностранных дел Мануэль Хосе Гарсиа (1784–1848) предложил подписать договор наибольшего благоприятствования, аналогичный соглашению его страны с Англией[1101]. В своих инструкциях Клей писал о предпочтительности соглашения на основе взаимности, однако в их тексте нет ничего, что могло бы навести на мысль о невозможности заключить договор о наибольшем благоприятствовании[1102]. Безусловно, Форбсу нужно было бы пойти на его подписание, однако он счел это неприемлемым[1103].

Отсутствие торгового договора ставило североамериканскую торговлю в неравное положение по сравнению с Англией, подписавшей очень выгодное соглашение еще в феврале 1825 г. Затем же вопрос о договоре с Буэнос-Айресом вообще отошел на второй план с началом аргентино-бразильской войны из-за Восточного берега (Уругвая), которая продлится до 1828 г.[1104] Успешное английское посредничество в этой войне вызвало лишь глухое раздражение Форбса: противопоставить английским достижениям было нечего, за исключением, правда, того, что Буэнос-Айрес, в отличие от Бразилии, вслед за США не признавал «бумажные блокады»[1105].

Торговля США с Бразилией находилась в менее выгодном положении по сравнению с торговлей Португалии и Англии (пошлина в 24 процента на все товары в противовес десятипроцентной). Чтобы исправить положение, нужно было подписать соответствующий договор, но североамериканский поверенный в делах Конди Рэгет оказался плохим дипломатом, к тому же не скрывавшим симпатий к республиканскому Буэнос-Айресу. В марте 1827 г. после весьма незначительного инцидента из-за одного задержанного в Бразилии судна Рэгет счел себя оскорбленным и решил самовольно вернуться домой.

Пресса встретила Рэгета как героя-республиканца, отстоявшего честь своей страны в монархической Бразилии[1106]. Он явно ждал нового дипломатического назначения, но Адамс и Клей были разочарованы в его способностях и не скрывали своего гнева: Рэгету не хватило выдержки, благоразумия, такта[1107]. Тогда опальный дипломат перешел в атаку, выступив в оппозиционных газетах с обвинением, что администрация не умеет защищать права Соединенных Штатов[1108]. В дальнейшем ему предстоит стать одним из видных джексоновцев.