Подведем промежуточный итог. Расизм, очевидно, присутствовал в создании образа Латинской Америки в США, но как фактор он, на наш взгляд, уступал антикатолицизму и «черной легенде». Обычно расизм выходил на поверхность, когда движение негров разворачивалось (или грозило развернуться) в опасной близости от рабовладельческих штатов Юга, как то было на Амелии или Кубе. Кстати, многие северяне-либералы считали расистские предрассудки недостойными просвещенного человека, – но вот «черная легенда», которую, увы, часто пропагандировали сами революционеры-креолы, как раз хорошо сочеталась с республиканской идеологией.
Вера североамериканцев в конечный успех южных соседей зиждилась на абстрактных теориях Просвещения, укоренившемся к 1810-м гг. республиканском оптимизме и вере в изменчивость человеческой природы. Их скепсис и сомнения в республиканской добродетели креолов, напротив, восходили к вековым антииспанским и антикатолическим предрассудкам Северной Европы, порой (но далеко не всегда) отягощенным расистскими представлениями.
Весьма незначительны были успехи латиноамериканских эмиссаров в Соединенных Штатах. Им не удалось ускорить признание независимости своих стран. Серьезнейшим препятствием на их пути стали надежды кабинета Монро получить от Испании Флориду – государственный секретарь Адамс не хотел рисковать успехом переговоров с испанским посланником Луисом де Онисом. Однако борьба Испанской Америки против метрополии трактовалась властями как гражданская война, а не как восстание против законной власти, так что корабли революционеров могли свободно торговать в портах США[657]
.Безусловно, дело борцов против власти монархической Европы вызывало общее сочувствие многих купцов и журналистов в крупнейших городах США, особенно в Филадельфии и Балтиморе, а также Нью-Йорке. Очевидно, граждане одинокой молодой республики стремились увидеть в революционерах возможных союзников. Не случайно латиноамериканцев постоянно называли «южными братьями».
Впрочем, авантюризм военных вождей, таких как Мина или Каррера, порой ставил это сочувствие под угрозу. От взора североамериканцев не могла ускользнуть и ожесточенная фракционная борьба среди революционеров. Вербовка моряков и солдат в городах США вызывала естественное возмущение. К 1819 г. публика была полностью разочарована в любых проектах освободительных экспедиций, снаряжение которых проходило бы на территории Соединенных Штатов. Противодействие скептикам выразилось в «идее Западного полушария», которая нашла свое законченное воплощение во внешнеполитической составляющей «Американской системы» Генри Клея – плане республиканского союза государств Нового Света под эгидой США в противовес монархической Европе.
Глава II
«Медовый месяц»: от признания к Панамскому конгрессу, 1822–1826
Соединенные Штаты признают независимость Латинской Америки! Торговые отношения и дипломатия
Ратификация Трансконтинентального договора сняла самое серьезное препятствие признанию независимости государств Латинской Америки. Адамс прямо увязывал его с приобретением Флориды. В дневнике он записал: если революционная нестабильность в Испании продолжится, «мы будем вынуждены овладеть Флоридой, и с этим, думал я, одновременно признать Колумбийскую республику»[658]
.При этом Адамс ни в коей мере не разделял оптимизм Клея в отношении «южных братьев». Вскоре после ратификации Трансконтинентального договора у двух будущих кандидатов на президентский пост состоялась длительная, чрезвычайно важная беседа. Клей сожалел о разногласиях с администрацией по Южной Америке, но надеялся на их скорейшее разрешение. Адамс достаточно откровенно изложил свои взгляды: «Я никогда не сомневался, что итогом их [восставших провинций] нынешней борьбы будет полная независимость от Испании. Так же ясно, что наша верная политика и наш долг заключаются в том, чтобы не принимать чью-либо сторону в этой схватке. Принцип нейтралитета во
Оставаясь скептиком, Адамс прекрасно понимал неизбежность обретения государствами Латинской Америки политической независимости, а значит, и неизбежность ее признания Соединенными Штатами. Следующим логическим шагом должно было стать официальное признание испанских колоний при сохранении нейтралитета.