В 1821–1822 гг. Клей на время покинул политику, стремясь поправить трудное финансовое положение. Уже 7 июня 1820 г. Клей помещает в лексингтонском “Kentucky Reporter” объявление о том, что он собирается возобновить свою адвокатскую деятельность. После окончания сессии Конгресса Клей на торжественном банкете объявляет о временном уходе из политики, объясняя это «мужским долгом по отношению к своей семье» и необходимостью сохранить «независимость мыслей и действий»[660]
.Вернувшись на время в родной штат, Клей все же не забывал о своем основном призвании. Краткая речь на банкете в Лексингтоне от 19 мая 1821 г. стала одним из наиболее ярких его выступлений. Клей кратко изложил видение внешнеполитического курса Соединенных Штатов и свою программу «внутренних улучшений»[661]
. Он вновь осуждает политику Священного союза, чей принцип легитимизма, по сути, означает «более мягкое и скрытое наименование деспотизма». Клей напоминает аудитории о недавнем подавлении неаполитанских революционеров по решению Лайбахского конгресса. Вряд ли усмирение итальянских карбонариев войсками соседней Австрии убедило Клея в возможности применения силы против заокеанских революций, однако на фоне подобных предупреждений сильнее звучало его главное предложение.Суть внешнеполитических взглядов Клея в то время выразилась в предложении создать «род противовеса Священному союзу» в «обеих Америках, во благо Национальной Независимости и Свободы, для действий силою примера и нравственного влияния; здесь должно быть место сбора (rallying point) и прибежище для свободных людей и для самой свободы»[662]
. Мысль о создании на всем пространстве американского континента «противовеса Священному союзу» Бимис назвал «Лексингтонской доктриной» Клея[663]. В этом состояла внешнеполитическая составляющая его знаменитой программы «Американской системы». Важным идейным звеном системы Клея были антимонархизм и взлелеянная еще отцами-основателями подозрительность к Старому Свету. Призывая не доверять «политике низкого торга» (higgling policy) королей и «двуличных посланников», сторонник Клея Тримбл выразил общее мнение сограждан[664].Помимо панамериканского единства в противовес Священному союзу, существовал и другой вариант борьбы с его принципами. В мае 1820 г. в “Edinburgh Review” была опубликована статья, где предлагался союз английских либералов с Соединенными Штатами против легитимизма Священного союза, отстаивавшего свои позиции во Франции, в Испании, в Италии[665]
. Адамс с большим вниманием прочитал эту статью и остался ею сильно недоволен: «Она внушает политическую доктрину самого гибельного направления для этой страны, тем более гибельную, что она льстит нашему тщеславию – доктрину, утверждающуюОтветом Адамса на статью из “Edinburgh Review” и «Лексингтонскую доктрину» Клея стала его торжественная речь, обращенная к гражданам Вашингтона в День независимости[667]
. Облаченный в докторскую мантию, Адамс с балкона Капитолия в самых возвышенных выражениях изложил историю завоевания Соединенными Штатами независимости и особо остановился на замечательных достижениях его родины. Многих удивили и даже поразили содержавшиеся в речи явные антианглийские выпады. Если же отвлечься от высокопарных утверждений, которые исследователи любят приводить как пример раннего американского национализма, смысл речи заключается в следующем: с одной стороны, Адамс утверждает право народов самостоятельно решать свою судьбу, с другой, отстаивает политику невмешательства[668]. Адамс предупреждал против соблазна участвовать в «политической реформации» Европы или Южной Америки и насаждать повсюду республиканизм: «Благословения, молитвы и сердце [Америки] – с теми, кто развернул стяг свободы и Независимости. Но она не устремляется в другие страны в поиске чудовищ. Она всем желает свободы и независимости, но борется лишь за свою» (But she goes not abroad, in search of monsters to destroy. She is the well-wisher to the freedom and independence of all. She is the champion and vindicator only of her own)[669].Таким образом, государственный секретарь косвенно дал понять, что Соединенные Штаты готовы признать независимость испанских колоний, но не будут связывать себя какими-либо обязательствами по отношению к ним. Это было первое высказывание такого рода, сделанное не в частной беседе, а перед огромной аудиторией.