США и борьба Латинской Америки за независимость, 1815—1830

Когда Трансконтинентальный договор уже вступил в силу, а государства Западного полушария были признаны, у Клея и Адамса не осталось поводов для разногласий в области внешней политики. Бимис с явным удовлетворением замечает: «Противоположные направления латиноамериканской политики Адамса и Клея к 1823 г. сблизились, так что все различия сошли на нет. Отзывчивый Клей, отстаивая идеалы освобождения всего Нового Света и его политического отделения от европейской системы сакрального монархизма и политики силы, в итоге согласился, чтобы Адамс в первую очередь обеспечил континентальные интересы самих Соединенных Штатов. Невозмутимый Адамс, достигнув своей честолюбивой дипломатической цели – трансконтинентальной республики – жизненно важной территориальной основы государства, затем способствовал воплощению более широких американских концепций Клея»[690]. Подчеркивая общее во взглядах двух политиков, Бимис, на наш взгляд, ближе к истине, чем современный исследователь Кинли Брауэр (1935–2003). Последний видит в Генри Клее лидера промышленников-протекционистов, надеявшихся на латиноамериканский рынок, а в Адамсе – выразителя взглядов купцов, которым был выгоден нейтралитет[691]. Однако из предыдущего абзаца как раз видно, что и Адамс думал об интересах нарождавшейся североамериканской промышленности. Умеренность правительственного курса до 1822 г. диктовали в первую очередь не узко экономические причины, а интересы экспансии США и природная осторожность опытных дипломатов Монро и Адамса.

Соединенные Штаты стали первым иностранным государством, которое установило дипломатические отношения с революционными правительствами Испанской Америки (если не считать находившийся в Рио-де-Жанейро португальский двор, признавший в 1821 г. независимость Чили). В 1822 г. этот шаг не выглядел политическим безрассудством, пользовался всеобщей поддержкой общественного мнения страны и предоставлял определенные козыри при налаживании торговых связей с Латинской Америкой. В Европе действия США вызвали не протест, а понимание, их поддержали ведущие газеты – французская “Journal des Debats” и английская “London Courier”[692]. Оставалось только грамотно использовать возникшее преимущество.

Первыми посланниками Соединенных Штатов в бывших испанских колониях стали люди, давно отстаивавшие необходимость признания Латинской Америки. Участник южноамериканской комиссии 1817–1818 гг. делавэрец Сизер Родни получил назначение в Ла-Плату, кентуккиец Ричард Клауф Андерсон – в Великую Колумбию. В далекое Чили неожиданно был направлен строгий провинциал из Вермонта Хеман Аллен[693]. В своих обширных инструкциях Адамс отказывается от того скептического тона, которым была проникнута его беседа с Клеем в феврале 1821 г., видимо, понимая, что их текст может быть опубликован. Как пишет Бимис, «слова Джона Куинси Адамса вполне могли бы быть словами самого Генри Клея»[694]. Действительно, государственный секретарь называет независимость Латинской Америки одним из значительнейших мировых событий, надеется на процветание межамериканских отношений, основанных «на новых принципах политики и морали, вызывающих отвращение монархов и господ Старого Света, но распространяющихся на всю поверхность земли и вечных, как смена времен года». Адамс верил, что основой государственного строя новых республик станут «гражданская, политическая, торговая и религиозная свободы». Впрочем, такой гимн «Американской системе» не означал отказа от привычного нейтралитета: Соединенные Штаты были готовы поддержать идею дипломатического конгресса Западного полушария, но выступали против разного рода конфедераций.

Главными задачами дипломатов были развитие торговых связей с молодыми республиками и противостояние «монархическому» европейскому влиянию в Новом Свете. Предполагалось заключение договоров о дружбе и торговле и мореплавании, желательно на основе принципа взаимности (reciprocity) или же наибольшего благоприятствования. Адамс подчеркивал необходимость продвигать в отношениях с признанными государствами североамериканское правило свободы морей, защищавшее нейтральное судоходство[695].

Именно содействие экономическим интересам североамериканских купцов должно было стать основной задачей дипломатов. Подготовленное чтением Гумбольдта и Торреса, общественное мнение ожидало настоящего прорыва в межамериканских коммерческих связях. Например, нью-йоркский сторонник Клея, автор школьных учебников и приключенческих морских историй Уильям Карделл (1780–1828) полагал, что три года непризнания (1819–1822) обошлись североамериканской торговле в 20 миллионов долларов[696].