США и борьба Латинской Америки за независимость, 1815—1830

С признанием независимости стран Латинской Америки объем работы в государственном департаменте да и сам его бюджет резко возросли. Так, из четырнадцати государств, с которыми в 1825 г. Соединенные Штаты поддерживали дипломатические отношения, семь относились к американскому континенту. В Великой Колумбии, Чили и Мексике представители США имели дипломатический ранг посланника, а не поверенного в делах – тем самым отношения с этими государствами были приравнены к отношениям с европейскими державами – Англией, Францией, Россией, Испанией. Количество консулов США в государствах Латинской Америки также было весьма велико: к примеру, в Мексике их было шесть. На Латинскую Америку приходилось вплоть до половины всей той огромной официальной переписки, которую вел преемник Адамса Клей на посту государственного секретаря.

Сложнее судить о важности этих интенсивных дипломатических контактов с Латинской Америкой. Главным направлением внешней политики США, безусловно, оставалось английское – продолжались трудные и в целом малоуспешные переговоры по статусу Орегона, по определению границы США с Канадой, по торговле с Британской Вест-Индией.

Господствуя в мировой экономике, Великобритания – «владычица морей» и главная соперница США на американском континенте – быстро заняла главные позиции во внешней торговле молодых государств[697]. Кроме того, именно с ней латиноамериканцы связывали надежды на политическую поддержку новых режимов. Широко известно, насколько привлекательной казалась Симону Боливару английская политическая система. Наконец, географическая удаленность Англии позволяла надеяться на отсутствие у нее экспансионистских устремлений в Новом Свете. Рост британского влияния в Латинской Америке отмечали все североамериканские дипломаты[698].

Чрезвычайно важен был и личный фактор. Уровень знаний и опыта английских дипломатов, как правило, соответствовал сложности стоявших перед ними задач. Умение английского поверенного в делах в Мексике Генри Уорда (1797–1860) тактично настоять на своей позиции выгодно отличалось от упрямого напора и интриганства посланника США Джоэля Пойнсета. Другим ярким примером служит бесплодное соперничество поверенного в делах в Буэнос-Айресе Джона Форбса с английскими дипломатами Вудбайном Пэришем (1796–1882), а затем лордом Понсонби (ок. 1770–1855). Североамериканскому посланнику в Испании Александру Эверетту, сменившему на этом посту Хью Нельсона (1768–1836), также было нелегко составить конкуренцию искушенному Фредерику Лэму (1782–1853)[699].

К тому времени окончательно установилось место торговли США в Западном полушарии. В 1820-е гг. объем торговли США с Латинской Америкой снизился по сравнению с пиком «перевозочной» торговли военного времени[700]. Заключительной «революционной» страницей межамериканской торговли стали поставки продовольствия в последние форпосты роялистов. При поддержке североамериканской эскадры коммодора Стюарта нейтральные суда перевозили зерно из Чили (в первую очередь через Вальпараисо) в блокированный чилийским же флотом Кальяо, где испанцы держались вплоть до января 1826 г. Спасая этот порт от голодной смерти, купцы получали невиданные сверхприбыли[701].

Конец 1820-х гг. можно условно считать временем стабилизации межамериканской торговли после бурных событий войны за независимость. Ценным рынком сбыта североамериканских товаров стала Мексика: на ее долю в 1830 финансовом году приходилось почти 34 процента экспорта США в Латинскую Америку, импорт же был совсем невелик.

Еще важнее для Соединенных Штатов была колониальная Куба – крупнейший поставщик сахара в мире: ее доля в латиноамериканском экспорте США в том же финансовом году составляла более 32 процентов, а в импорте – более 48 процентов, общий товарооборот – свыше 40 процентов. Подобная пропорция сохранится и в следующие пять лет. Голландский консул генерал Лоеб отмечал, что Куба, по сути, принадлежит американцам, которые контролируют % кубинской торговли и не несут расходов по управлению островом[702]. Выдающийся английский экономист, министр Уильям Хаскиссон (1770–1830) в разговоре с Альбертом Галлатином назвал остров de facto колонией США[703]. К примеру, в 1826 г. из 964 судов в Гаванском порту 783 прибыли из Соединенных Штатов, а в 1827 г. – 916 из 1053[704]. В целом же на протяжении 1820–1833 гг. объем торговли США с Кубой равнялся в среднем 12 миллионам долларов в год[705]. Купцы утверждали, что торговля США с Гаваной уступает только торговле с Ливерпулем[706]. Ключевой была роль треугольной и «перевозочной» коммерции: купцы закупали кубинский сахар и в обмен на него получали европейские товары. Именно «открытие» этого товарооборота позволило Η. Н. Болховитинову опровергнуть установившееся мнение о слабости русско-американских торговых связей в 1810-е – 1830-е гг.[707]