США и борьба Латинской Америки за независимость, 1815—1830

Критиковавшие политику Монро – Адамса сторонники скорейшего признания Латинской Америки, такие как Иезекия Найлс, не верили в замыслы интервенции[743]. И Брэкенридж, и Скиннер (Лаутаро) считали, что Европа не решится на такое безрассудство[744]. Анонимный памфлетист думал, что интервенция будет невыгодна не только либеральной Англии, но и континентальным державам[745]. Судья Блэнд говорил властям Буэнос-Айреса, что континентальной Европе просто выгодна независимость Южной Америки[746]. В статьях в “Aurora” (июнь 1817 г., март-апрель 1818 г.) Дуэйн подчеркивал внутреннюю слабость европейских монархий, призывая помогать революционерам Западного полушария[747].

Не верил в возможность вторжения армий Священного союза в Новый Свет и Клей. Это, утверждал он в своей знаменитой речи о признании Латинской Америки, никак не может быть твердо обосновано юридически и просто невыгодно всем европейским державам, заинтересованным в свободной торговле с Новым Светом (особенно Англии). Революция в Западном полушарии не представляет угрозы идейным основам Священного союза из-за огромного расстояния, разделяющего континенты: «Государства, как люди, не очень сильно ощущают и редко противостоят угрозам, далеким либо во времени, либо в пространстве. Об Испанской Америке огромному большинству населения Европы почти ничего не известно». Клей обращал внимание на существующие разногласия (в частности, антианглийские настроения даже среди французских роялистов) в Священном союзе, чье единство сплачивала борьба против общего врага – Наполеона. Затем Союз стал, по сути, номинальным, так как объединенные действия стали невозможными. Вывод Клея ясен: он «не верит в химеру крестового похода против независимости страны, чье освобождение будет существенно содействовать интересам всех европейских держав»[748].

Даже поддерживавший кабинет “Columbian Centinel” понимал, что цель Священного союза – «долгий мир»[749]. Европейские впечатления также не давали повода подозревать планы агрессии: в них не верил, к примеру, временный поверенный в делах в Париже Дэниел Шелдон[750]. К тем же выводам пришел Джонатан Рассел после бесед в высшем обществе Дрездена и Вены[751].

Тем не менее, осторожный президент Монро подчеркивал, что успех внешней политики США заключается в том, что она не предоставила Ахенскому конгрессу поводов к вторжению в Западное полушарие[752]. И действительно, в Новом Свете подлинные замыслы Священного союза были никому не известны. На угрозу интервенции ссылались лишь те, кто стремился защитить умеренный курс администрации, например, анонимный корреспондент (возможно, федералист) бостонской газеты или генерал и юрист из Балтимора Уильям Уиндер (1775–1824) в письме аргентинцу Грегорио Гарсиа де Тагле[753].

Открыто провозглашенное в Троппау-Лайбахе (октябрь – ноябрь 1820 г.) легитимистское право вмешательства до поры до времени не очень встревожило далекую Америку. Джеймс Мэдисон, например, прекрасно понимал пределы возможностей Священного союза[754].

Подавление монархической Францией конституционалистов Рафаэля дель Риего по решению Веронского конгресса потрясло многих американцев. Виднейшие политики были действительно напуганы. Эндрю Джексон сообщал в письме Кэлхуну, что боится интервенции, если Франции удастся расправиться с революцией в Испании[755]. Кэлхун разделял страхи Джексона и заразил ими Монро. Адамс замечал: «Кэлхун разжигает панику; новости о взятии Кадиса французами так повлияли на президента, что он, казалось, полностью отчаялся в деле Южной Америки. Через несколько дней президент пришел в себя, но никогда прежде я не видел в нем столько нерешительности»[756].

Именно оккупация Испании стала фоном, на котором прозвучало предложение Каннинга о союзе Англии и США. Джефферсон сразу поддержал эту идею, в целом одобрил ее и Мэдисон. Сам Адамс не верил в реальность вторжения ни в 1818 г., ни в 1823 г. К этому времени он уже был совершенно убежден в конечном успехе испаноамерикан-цев: «Скорее Чимборасо скроется в океане, чем Священный союз восстановит испанскую власть на американском континенте»[757]. 21 ноября 1823 г. на заседании кабинета Адамс заявил, что Соединенные Штаты никогда ранее не находились в состоянии столь надежной безопасности, столь прочного мира со всеми иностранными государствами. Кэлхун возразил: «думающая часть нации» встревожена «общим ожиданием» нападения Священного союза на Латинскую Америку, и президент должен предупредить народ об опасности[758].

До последней минуты Монро переживал, не слишком ли опрометчиво его открытое заявление, не угрожают ли тезисы послания интересам Соединенных Штатов. Сам факт президентского обращения окончательно убедил североамериканское общественное мнение в реальности угрозы.