США и борьба Латинской Америки за независимость, 1815—1830

Давний сторонник латиноамериканских патриотов, новый государственный секретарь Генри Клей считал участие в Панамском конгрессе первостепенным вопросом, о чем свидетельствует выбор кандидатур представителей США. Клей направил официальные предложения одному из наиболее авторитетных и опытных политиков и дипломатов Альберту Галлатину, а также посланнику в Великой Колумбии Ричарду Андерсону, который, будучи в 1817–1821 гг. конгрессменом от Кентукки, довольно активно участвовал в обсуждении латиноамериканского курса[946]. Уговаривали даже бывшего президента Монро[947]. Галлатин отказался принять участие в Панамской миссии, сославшись на опасности тропического климата и незнание испанского языка[948]. Все уговоры Клея оказались напрасны, и в итоге Галлатина заменил Джон Серджент (1779–1852) – влиятельный филадельфийский адвокат, член Палаты представителей в 1815–1823 гг.[949] Заметим, что до 1826 г. Серджент никогда не проявлял интереса к делам Латинской Америки. В отличие от Галлатина, Андерсон принял предложение с удовольствием, понимая почетность миссии, стремясь к перемене мест и в очень большой степени – надеясь заработать (за свое участие он получил бы годовое жалование посланника) и сэкономить, так как необходимость жить в Боготе на широкую ногу дорого стоила обремененному многочисленными долгами дипломату[950].

Затем кандидатуры представителей на Панамский конгресс были направлены для утверждения в Сенат[951]. Здесь администрацию ждала непредвиденная задержка. К обсуждению кандидатур приступили не сразу, а сами «Панамские дебаты» в Сенате и Палате представителей заняли весь март и апрель 1826 г.[952] Мартин Ван-Бюрен (Нью-Йорк, 1782–1862), Роберт Хейн (Южная Каролина, 1791–1839), Томас Харт Бентон (Миссури), Джон Макферсон Берриен (Джорджия, 1781–1856), Джон Холмс (Мэн, 1773–1843) и другие сенаторы подчеркивали, что участие США в Панамском конгрессе означало бы забвение изоляционистских принципов отцов-основателей и участие в тех самых «постоянных» (permanent) или «сковывающих союзах» (entangling alliances), против которого предупреждали Джордж Вашингтон в Прощальном послании и Томас Джефферсон в первой инаугурационной речи.

Противники участия США в Панамском конгрессе подвергли яростной и умной атаке основы выдвинутых в 1820-е гг. внешнеполитических принципов. Они полагали, что, следуя на деле постулатам Монро, Соединенные Штаты возьмут на себя слишком тяжелые обязательства, откажутся от выгодного нейтралитета. Многие обращали внимание на лицемерную двойственность политики США: с одной стороны, администрация поддерживает молодые республики Латинской Америки, а с другой – исходя из собственных интересов, выступает за сохранение власти Испании на Кубе и Пуэрто-Рико.

Другой мишенью стали латиноамериканские дипломатические документы относительно созыва Панамского конгресса, многие положения которых допускали широкое толкование. Исходя из них, можно было сделать вывод, что межамериканский конгресс станет не просто дипломатической встречей, а постоянным наднациональным органом воюющей с Испанией конфедерации Южной Америки. Критики даже сопоставляли Панамский конгресс с Континентальным конгрессом времен Войны за независимость. Таким образом, участие США в Панамском конгрессе неизбежно означало бы потерю нейтрального статуса, а то и необходимость вмешаться в войну с Испанией.

Интересно, что и противники, и сторонники участия США в Панамском конгрессе были согласны в одном: он виделся им совершенно новым, невиданным, подлинно эпохальным событием. В ходе дебатов сенаторы строили самые смелые догадки, но никто даже не решился предположить, что встреча в Панаме окажется столь неплодотворной.

В конечном итоге 14 марта Сенат все же проголосовал за кандидатуры американских представителей в Панаме. Оставалось утвердить финансирование поездки.