Ссянъчхон кыйбонъ (Удивительное соединение двух браслетов)

Юноша пригрозил им, и они, пав ниц, во всем признались. Ли Хён отрубил им головы и, повесив их перед могилой, прочитал поминальную табличку: «В такой-то день, луну и год ваш недостойный сын Хён, проливая горючие слезы, погруженный в печаль, в двух-трех строках говорит о своей скорби. Мое преступление наполнило небо и землю. Я не знал в лицо, своего отца. Живя преступником среди людей, я ничем не отличаюсь от животных. Я ухаживаю за одинокой матерью. Одиноко и бесприютно скиталась она у Сицзина и нашла прибежище у нищей старухи. Прошло более десяти лет, а мои, мысли все время были обращены в ту сторону, где жил отец. Тоска моя безгранична. Я горюю о том, что до сих пор не мог прибыть к отцу. Я был молод и не мог преодолеть, расстояния в тысячу ли. Дни и ночи я надеялся на судьбу, но меня преследовали несчастья. Теперь волей случая я получил милость неба. Я первым сдал экзамены на чин и хотел, отправившись на родину, предстать с поклоном перед отцом и искупить свой грех. О небо! Как прискорбно! Нежданно-негаданно на пути [к вам] меня настигла недобрая весть. Сердце мое будто разорвалось. Как могло небо допустить это! В скорби своей, которая уже пятнадцать лет не покидает меня, я не похож на других людей, я даже не знаю отца. Из-за этого путь к славе закрыт для меня. Я взываю к небу. О тоска, от которой избавит меня только меч! От искренности чувств, которые сводят с ума недостойного сына, расплавятся металлы и камни! Безграничная скорбь не исчезнет во веки веков. Я не мог предстать перед отцом, но теперь головами преступников я обращаюсь к [его] духу. Если душе вашей светло в царстве мрака, посветите и мне! Я возвращусь к матери и пойду по тому пути, на котором остановились вы. Я жду, что вы обратите на меня свои взоры!»

Прочитав табличку, в которой слова были смешаны с кровью, он упал на могилу. Приближенные подхватили его. Едва он пришел в себя, как начал биться головой о могилу и закричал. Горючие слезы капали на его траурное платье, голос его часто прерывался, стоявшие рядом тоже не могли удержаться от слез, не будучи в силах равнодушно смотреть на его горе. Затем юноша в комнате для посетителей разложил поминальные таблички. [Каждое] утро и вечер он приносил жертвы. Искренняя скорбь не проходила со временем.

— Я покончил бы с собой и последовал за отцом, но не могу не думать о матери, которая ждет меня за тысячу ли.

Затем он направил послание государю и сообщил, что находится в трауре и не может служить в столице. Государь издал указ, в котором он выразил соболезнование юноше и освободил его от службы на время траура. [Ли Хён] был тронут. Он поблагодарил государя за милость. Отправляясь в Сицзин, он посетил могилу отца и долго вздыхал и скорбел. Едва придя в себя, он вместе с десятью слугами отправился в путь. Он был печален, на яшмовом лице [его] не было ни кровинки, звездное сияние глаз померкло, дыхание прерывалось.

Ученый муж был благороден и грустен. Он ехал несколько дней и прибыл в какое-то местечко. Деревья и травы здесь были густо переплетены. Юноша остановился в нерешительности. Уже смеркалось. Поблизости не было другого жилья, и ему пришлось остановиться на постоялом дворе. Юноша едва дышал от усталости, ему отвели комнату. Хозяин подал ужин. На столе стояли тарелки с мясом. Ли Хён даже не притронулся к еде и отодвинул от себя блюда. Его слуга Сон Чжин сказал трактирщику:

— Наш господин в трауре, свари рисовый отвар и подай.

Тот вышел. А Сон Чжин, почуяв, что из-за дома донесся запах жирного мясного супа, потихоньку пошел туда. Вдруг [он услышал, как] на кухне кто-то сказал:

— Гость не ест мяса, отчего бы это?

— Потише, вы! Он не ест человеческого мяса, но ты приготовь ему зелье к закуске без мяса. Он заболеет, ослабеет и помрет от одного этого зелья!

Сон Чжин в испуге бросился к господину и рассказал ему все, от начала до конца. Юношей овладело беспокойство, но он сказал слуге:

— Я понял тебя, говорят, в пустынных местах из человеческого мяса делают пельмени. Людей убивают, а имущество забирают. Выходит, это верно. Ты помалкивай, а я уже придумал кое-что.

Между тем трактирщик принес рисовый отвар.

— Мне что-то нехорошо, убери это! — сказал ему юноша.

Слуга унес столик, а трактирщик вышел, напуганный. Юноша спокойно улегся. Вдруг за перегородкой тихонько захихикали и кто-то сказал:

— Он не захотел есть ни человеческого мяса, ни рисового отвара. Он хочет остаться в живых, однако ночью, в пятую стражу, ему не удастся избежать нашего ножа!

Услышав этот разговор, юноша испугался и стал думать, куда бы бежать. В пустынных горах глубокой ночью нет ни души. Он не знал, что делать, [но вскоре] сообразил кое-что.