СССР: от сталинского восстановления к горбачевской перестройке. Вторая половина 1940-х – первая половина 1980-х гг.

Однако специализация в рамках единого народнохозяйственного комплекса наряду с положительными имела и отрицательные последствия. Она способствовала формированию однобокой структуры экономики в некоторых республиках. Особенно это было заметно в республиках Средней Азии и Казахстана. В частности, в Казахстане, доля обрабатывающих отраслей в промышленности в 1,7 раза была выше, чем в целом по стране. При этом более половины экономического потенциала республики находилось в ведении союзных ведомств. Их общая годовая прибыль составляла 15 млрд. руб. в год, но в республиканский бюджет они вносили только 30 млн рублей[1125].

Централизованная плановая экономика постепенно способствовала формированию противоречия между республиками и центром. Национальные республики, окрепнув экономически, объективно уже не нуждались в опеке центра. При этом расширение хозяйственной самостоятельности субъектов федеративного государства больше соответствовало бы интересам, как самих республик, так и государства в целом. Однако материальная база для самостоятельного финансирования была явно недостаточной. К середине 1980-х годов удельный вес продукции промышленных предприятий, полностью находившихся в ведении самих республик, составил: в РСФСР — 4 %; на Украине — 5 %, Белоруссии — 7 %, республиках Закавказья — 6–10 %, республиках Прибалтики — 7 %, Средней Азии и Казахстана — 7–10 %, Молдавии — 8 %[1126]. Доля поступлений от республиканского хозяйства в доходах бюджетов республик колебалась от 12 % в Киргизии до 30 % наУкраине[1127].

Такая ситуация возникла потому, что крупные предприятия строились не за счет республиканского бюджета, а общесоюзного. Поэтому они и подчинялись соответствующим отраслевым союзным министерствам, или так называемому «Центру», которого к началу 1980-х годов начали пока еще в осторожной форме, но обвинять в диктате над республиками. Постепенно формировалась экономическая основа для этнонационализма. Вместе с тем, такое положение было выгодно тем, кто занимал позиции иждивенчества, кто постоянно выколачивал ресурсы из того же самого центра для собственных республик.

Патерналистская позиция государства по отношению к одним республикам была более выражена, а к другим — менее, что способствовало скрытому нарастанию экономического неравенства между ними. Наглядным примером является то, как отчислялись налог с оборота и подоходный налог в союзный бюджет. По официальным данным РСФСР в 1975 г. имела право оставить 42,3 % собранного на её территории налога с оборота; Украина — 43,3, Латвия — 45,6, Молдавия — 50, Эстония — 59.7, Белоруссия — 68,2, Азербайджан — 69,1, Грузия — 88,5, Армения — 89,9, Таджикистан — 99,1, Киргизия — 93,2, Литва — 99.7, Узбекистан — 99,8, Казахстан — 100, Туркмения — 100 %[1128].

Насколько значительны были эти отчисления, можно судить по тому, что для Казахстана они в 1981 году составляли 40 % доходной части его бюджета, а Туркмении — около 50 %[1129]. Кроме того, в госбюджеты Узбекистана, Казахстана, Литвы, Киргизии, Таджикистана поступило 100 % подоходного налога с населения.

Такой механизм перекачки средств позволял этой республике обеспечивать относительно других республик более высокие темпы социально-экономического развития, а, следовательно, и более высокий уровень жизни населения.

Социальные различия по отдельным показателям между республиками не сокращались, а, наоборот, росли. Этому во многом способствовали разные традиции народов в вопросах рождаемости. Демографические процессы, происходившие в СССР в 1960–1980-е гг., указывали на то, что одни народы переживали состояние демографического взрыва, другие — падение темпов рождаемости. За 30 лет, в период между переписями населения 1959 и 1989 гг., при общем росте населения СССР на 37,3 %, численность таджиков увеличилась на 200 %, узбеков — на 176, азербайджанцев — на 150, казахов и киргизов — на 125, армян, киргизов, грузин, молдаван — на 50–60, литовцев и белорусов на 30 и 26 %, украинцев и русских — на 18 и 27 %, латышей и эстонцев — на 3 и 4 %.