– А на самом деле это она примеряла на себя Волка, – вяло улыбнулся Петр. – Мы все так делали. Особенно хорошо получалось в полную и в темную луну… В общем, сначала мы стеснялись друг друга. Но потом что-то переключилось внутри. Я и не помню деталей. Помню только, что у меня были сильные лапы, помню, как ветер трепал шерсть на моем загривке. Я бежал вперед, под ногами ветки трещали. Долго бежал. И остальные тоже бежали за мною, как будто бы признали во мне вожака. Остановился на каком-то пригорке, поднял голову к небу и услышал звук своего голоса. Я выл – выл как волк! Такой голос был у меня чужой, глухой и протяжный. И остальные тоже завыли, вторили мне. И такое счастье это было, оно распирало грудь. Я никогда ничего подобного не чувствовал. Человеку такое почувствовать не дано. Обратно мы вернулись в эйфории. Никто поверить не мог, что его тело, такое знакомое, за столько лет вроде бы вдоль и поперек изученное, могло испытывать такое. Это нельзя было сравнить ни с оргазмом, ни с прикосновением прохладной воды в жару. Ни с чем. Это было настоящее счастье! – воспоминания ненадолго убрали тревожное выражение с его лица.
Теперь Петр казался почти красивым. Я давно заметил, что переживание счастья делает красивым любое лицо.
– И тогда Федор сказал, что теперь вы тоже в Стае?
– О нет, – он даже рассеялся, до того наивным показалось ему мое предположение. – Чтобы попасть в Стаю, нужно пройти страшный ритуал. Только единицам удается его пережить.
– Наташа… – мрачно выдохнул Семенов.
– Да, – со вздохом согласился Петр. – Она очень хотела, но… Что-то пошло не так. Не приняли ее волки.
– В чем же состоит этот ритуал?
– Нужно в темную луну пойти в лес. Не в городской парк, а в настоящий глухой лес. И позвать волков.
– Каких волков? Других членов Стаи?
– Нет, – поморщился Петр. – Я не знаю, кто они. В Стае все хотят стать такими, как они, но ни у кого пока не получилось. Федор говорил, что это следующий шаг. Следующий – но не последний… Надо позвать их, просто завыв в пустое небо. Они услышат и обязательно придут. После этого человек открывает себе вены и дает им почуять запах своей крови.
Петр засучил рукав рубашки и показал глубокие еще не побелевшие шрамы на запястье.
– А дальше? – Я плотнее закутался в спортивную кофту. То, что он рассказывал, не укладывалось в голове. Сумасшествие.
– А дальше остается только ждать, – с улыбкой развел руками он. – Кровь идет, звери дикие вокруг, лес темный. Слабость подкатывает, голова кружится и немного страшно. Но все, что должно сделать – это закрыть глаза и ждать. Если волки тебя примут, ты просто уснешь там, в лесу, а проснешься совсем другим человеком. Освобожденным. Если же посчитают, что ты фальшивишь, они набросятся на тебя и разорвут.
Семенов как-то странно дернулся – на нем не было лица. Я знал, что он думает о своей покойной жене и о том, какой страшной и нелепой была ее кончина. Как она кралась по ночному лесу, совсем одна, пряча острый нож во внутреннем кармане куртки. Как она надеялась и предвкушала, как наконец дошла до места, которое показалось ей подходящим.
– Больше я ничего не могу рассказать, – виновато вздохнул Петр. – Боюсь, что и сейчас я уже не жилец… Но если вы меня не обманете и поможете как-то уехать из этого города… Да и даже если так… У меня ведь жена была, у меня ведь сынишка. Тринадцать лет всего ему. Что он подумает, когда узнает, что я исчез. Что просто бросил его…
– Мы не обманем, – оборвал его монолог Семенов.
В комнате было холодно, пахло потом и ладаном. От дыма курений щипало глаза. Двенадцать человек, все обнаженные, сплели хоровод вокруг старика в черных одеждах, которых держал над головой обычную картонную коробку.
Его Стая. Все они ждали, все были взбудоражены и голодны. Их влажные языки облизывали пересохшие губы, их ноздри хищно раздувались, чуя близость плоти.
Старик вздохнул и открыл коробку, из которой тотчас же вырвались на волю несколько всполошенных кур. Куры бесцельно заметались по комнате, они нутром чуяли близость смерти и видели единственный шанс на спасение в этой бестолковой суете. Но на самом деле никакого шанса у них не было.
Вот один настиг курицу – один звериный прыжок вперед, и он накрыл встревоженную птицу своим телом, придавил ее к земле, руками свернул ей шею, а потом впился в ее плоть. Другие последовали его примеру. Люди были похожи на свору голодных собак – они вырывали друг у друга изо рта куски сочащегося кровью мяса, рычали, скалились, обиженно скулили, упустив добычу.